Именно поэтому коренные гавайцы подняли такой шум, когда после нападений в начале 1990-х годов раздались призывы убивать тигровых акул.

Брэд рассказывает, что муж погибшей в 1991 году женщины владел плантациями сахарного тростника и, как позже утверждали некоторые из гавайцев, акула напала на белую женщину в знак возмездия за жестокое убийство нескольких гавайцев, которое произошло на том же месте столетием ранее. Расовая напряженность на Гавайях удивительно высока. Ситуация там сложнее, чем где бы то ни было в США, а это о многом говорит, если учесть, что в Америке с расовым вопросом хуже, чем в других развитых странах.

Начинает слегка моросить, и Крису на голову садится темная крачка. Вторая садится на мою – будто для того, чтобы переждать здесь дождь. Несмотря на всю их беззаботность, им вряд ли до этого приходилось использовать человека в качестве насеста. В их мире человеческая голова – большая редкость. Подыгрывая им, мы притворяемся пьедесталами для пернатых статуй, и я осторожно протягиваю Брэду свой водонепроницаемый фотоаппарат.

– Крачки-и-и, – говорим мы с Крисом, и камера увековечивает нас в этом дурацком виде.

Мы вглядываемся в ярко-зеленую воду, надеясь увидеть темные очертания. Если верить Крису, ждать осталось недолго. Но такое ощущение, что на километры вокруг нет ни одной акулы.

Брэд сыплет в рот арахис прямо из банки. Набив рот, будто бурундук, он вдруг вскакивает с места и тычет пальцем в воду. Похоже, он пытается выговорить «акула».

Это черепаха.

Время никого не ждет, но акулы сейчас отдыхают, убивать они станут потом. Мы проплываем вдоль рифа, прислушиваясь, не раздастся ли из термоконтейнера писк.

Термоконтейнер молчит.

– Атолл оказался неожиданно большим, – говорит Крис, – и наша акула может находиться где угодно. Она может быть у скалы, у Исчезающего острова, между островами Джин, у острова Терн или у Трига…

– Единственное, где ее не может быть, так это у Акульего острова, – перебивает его Брэд. – Говорят, что туда они никогда не заплывают.

Мы опять бросаем якорь и практикуем добродетель терпения. В своем путешествии по небосводу солнце превращается из спутника в противника, который обходит нас по кругу. Ноги у Брэда становятся красными от загара. Крис прикрыл колени синей ветровкой. Я же в такую испепеляющую жару не снимаю дождевика, который защищает мои руки от солнца. На протяжении всего дня оно целует каждого из нас горячими губами. Даже для такой средиземноморской оливки, как я, палит здесь нещадно. Несмотря на крем от загара, мои руки приобрели оттенок красного дерева, а сегодня у меня сгорят еще и ноги. Я натягиваю широкий подол плаща на колени.