Не понимая, что случилось, обхватываю отца Глеба за плечи, веду вверх по лестнице. Священник по-прежнему не разгибается, с его рук на лестницу капает кровь. Но поднимается быстро, шагает через ступени – похоже, серьезного ранения нет. Процедурный кабинет – в двух шагах от главной лестницы. Нас обгоняет Саша-Паша, распахивает перед нами дверь. Завожу отца Глеба в процедурную, сажаю на табурет.

– Показывайте – что там!

Священник отнимает от живота руки. Его левая ладонь насквозь пробита короткой черной стрелой. По стреле течет и капает кровь. Крест на животе священника тоже в крови, и на рубахе – темное пятно крови.

– Так, а живот? Живот цел?

– Живот цел, – говорит отец Глеб. – В руку попали.

Пытаюсь понять по голосу его состояние. Говорит вроде спокойно. Только кряхтит от боли.

В кабинет вбегают Слава и Ваня.

– Что там? Что с ним?

Заглядывают еще какие-то люди.

Отдуваясь, вваливается Костамо, рычит:

– А ну, вышли отсюда все лишние!

Саша-Паша несет таз и физраствор. Хочу смыть кровь с руки отца Глеба, понять, как извлечь стрелу, но Костамо отталкивает меня:

– Давай-ка в сторону. Я сам…

Понимаю, что я здесь тоже лишняя, и решаю вернуться к Алеше. Мария наверняка уже там.

В коридоре на меня набрасываются Ваня и Слава:

– Что с ним?

– Руку прострелили, – говорю, – какой-то странной стрелой.

– Похоже, это от арбалета стрела, – говорит Лёнькин отец. – Вот сволочи!..

Из процедурной высовывается Саша-Паша, нервно пищит:

– Люди, скорей! Найдите где-нибудь слесарные кусачки. Стрела, зараза, крепкая, ножницами не отрезать!