Мне приходит в голову, что мы стоим тут, на ступеньках, как хор, готовый к выступлению. Усмехаюсь про себя: если Яков Романович сейчас грянет своим басом что-нибудь оперно-героическое, то получится вполне органично. И Яков Романович действительно вступает первым:

– Мы – коллектив хосписа и родители находящихся здесь больных детей – не согласны с решением…

– Граждане, прошу прекратить несанкционированный митинг и разойтись! – орет в мегафон носатый майор.

– …Не согласны с решением о закрытии профильных СГД-хосписов, – пытается продолжать Костамо.

– Прекратить митинг и разойтись! – вопит майор. – В противном случае в целях предотвращения незаконной акции…

Вижу, как Мария делает несколько шагов вперед и жестом подзывает майора. Тот опускает мегафон, протискивается между барьерами и входит внутрь оцепления.

К Марии и майору тянутся сквозь кордон руки с микрофонами, над толпой поднимаются видеокамеры. Мария стоит перед майором и несколько секунд молчит. Понимаю, что она ждет, когда станет тихо, и одобрительно хмыкаю про себя – даже этой паузой она уже переигрывает майора.

– Я Мария Казанцева, заместитель председателя правительства, – говорит она наконец. – Прошу и вас представиться.

Лицо майора вытягивается. Вижу, что он узнал Марию.

– Прошу представиться, майор, – повторяет Мария уже с нажимом.

– Майор полиции Нодия, – сквозь зубы цедит он.

– Значит, так, – говорит Мария. – Здесь не происходит никакого митинга. Это пресс-конференция, санкционированная лично мной. Прошу не мешать нашему общению с журналистами.

Майор растерянно оглядывается, словно ищет в толпе кого-то, и, не найдя, достает из кармана телефон, начинает тыкать в него, пятится обратно к оцеплению.

– Why are you here, madam Kazantceva? – кричит из толпы кто-то из журналистов.

– I am here because I am against closing such hospices. This is the first thing. And secondly, my son is here, and I must be with him.

– Is your son sick as well? – кричит тот же голос.

– Yes, unluckily. – Я слышу, что голос Марии дрогнул. – He has SGJ like all these children[26].

– И что вы намерены делать? – женский голос с другого конца толпы.

– Мы намерены остаться здесь и добиваться, чтоб наших детей лечили! – это вступает Лёнькин отец.

– А чего ж вы не хотите лечить их дома? – В этом новом голосе из толпы слышится неприязнь.