Для этого прочтения важно и слово затверженность, которое употреблено со сдвигом значения и актуализацией внутренней формы. Затверженность здесь значит не ‘выученность наизусть’, а ‘затвердение’, ‘твердость’ природы, в которую проникает глаз, подобный алмазу по прочности. Заметим, что это же слово Мандельштам использует и в другом стихотворении («Речка, распухшая от слез соленых…», «<Из Петрарки>», 1933–1934): «Силой любви затверженные глыбы». В обоих случаях перед нами словесная игра: затверженность выступает как производное от глагола затвердеть (‘сделаться твердым’), тогда как на самом деле оно происходит от глагола затвердить (‘выучить благодаря повторению’).

Два сложных примера находим в стихах памяти Андрея Белого – «10 января 1934». «…Где прямизна речей, / Запутанных, как честные зигзаги / У конькобежца…». В строках проступают идиома прямая речь и коллокация честная речь. Прилагательное из коллокации перенесено к зигзагам. Одновременно актуализируется фразема запутаться в чем-либо (словах, речи, мыслях), которая при этом соотносится с фигурами или следами на льду. Сложность восприятия этих строк заключается в том, что они провоцируют сопоставление прямизны и зигзагов, в результате чего возникает парадоксальный смысловой эффект.