«Так соборы кристаллов сверхжизненных / Добросовестный свет-паучок, / Распуская на ребра, их сызнова / Собирает в единый пучок» («Может быть, это точка безумия…», 1937). Как указал М. Л. Гаспаров, в этом простом примере описывается купол готического собора, в котором сходятся его ребра [Гаспаров М. 1996: 60]. К ребрам собора в этих строках необходимо добавить очевидную коллокацию собирать в пучок, а также видоизмененный оборот пучок света.

«Так гранит зернистый тот / Тень моя грызет очами» («Слышу, слышу ранний лед…», 1937). Е. Сошкин обратил внимание на то, что в основе этих строк лежит набор идиом: пожирать глазами, грызть гранит науки, – а также пословица видит око, да зуб неймет [Сошкин 2015: 415; ср.: Осадчая 2014: 342].

Множественное напластование языковых конструкций содержится в стихотворении «Заблудился я в небе – что делать?» (1937): «Дай мне силу без пены пустой / Выпить здравье кружащейся башни – / Рукопашной лазури шальной…». Комментируя это стихотворение, М. Л. Гаспаров заметил, что башня и лазурь вызывают головокружение говорящего субъекта [Гаспаров М. 1996: 59]. Для нас важно акцентировать тот факт, что кружащаяся башня в языковом плане становится следствием коллокации кружится голова (перенос свойства). Точно так же шальная лазурь возникает под влиянием фраземы шальная голова. Однако здесь происходит семантическое осложнение: рукопашная лазурь, очевидно, строится по модели из коллокации рукопашный бой. Проступившая сема ‘сражения’ индуцирует идиому шальная пуля, прилагательное которой относится к лазури (лазури шальной), причем семантика идиомы не видна в тексте. К этой цепочке подключаются и пиршественные образы: идиома выпить чье-либо здоровье и коллокация густая пена (в которой прилагательное густой меняется на пустой).