– Разве ты не хочешь, чтобы мы выглядели прилично в глазах Бога? Ты же сам вечно жалуешься, что из-за меня конфликтуешь с Ним.

– С Богом я уж как-нибудь договорюсь. Меня беспокоит моя мама.

– Так ты не хочешь меня?

Эрнесто грызет цепочку medalla [502]с Девой Гваделупской и смотрит на свои кроссовки. А потом я слышу его слова: «О’кей, я подумаю».

Сердце у меня екает, словно я выпустила из рук веревку и ведро падает на дно колодца. Слишком поздно. Эрнесто уже по ту сторону двери и прощается с Мамой, а она игнорирует его.

Не знаю почему, но Мама решает сегодня поэкспериментировать на кухне. В самый жаркий день самого жаркого месяца в году. Готовит Мама плохо. Она не может приготовить почти ничего, кроме обычной деревенской еды – супа fideo, риса с бобами, похлебки carne guisada[503], tortillas из пшеничной муки. Но иногда ей приходит в голову изобрести что-то новенькое, и сегодня именно такой случай.

Когда на подъездной дорожке появляется папин грузовик, в доме куда жарче обычного, хотя и работают все вентиляторы. Мама готовит по рецепту, вычитанному в «Сан-Антонио экспресс-ньюз», рубленый бифштекс в кляре, еду güero. Она весь день занимается блюдами, которые можно было бы просто заказать у Люби, – зеленым горошком с миндалем, запеканкой из брокколи, засахаренным бататом, ореховым пирогом, но Мама утверждает: «Ничто не сравнится с домашней едой». И тут Папа врывается в дом, словно северный ветер на равнины, сметая все на своем пути.

– ¡Vieja! Мои документы! – кричит он. – Зойла, Лала, Мемо, Лоло, все, быстро!

– Что случилось?

– ¡La Migra! – говорит Папа, подразумевая Иммиграционную службу. – Они пришли сегодня в мастерскую, и что ты думаешь? Кто-то сказал им, что у меня работают ilegales[504]. И теперь им нужны доказательства, что я гражданин. Зойла, где мои военные бумаги? Помоги мне найти их.

Когда Бабуля умерла, ее фотографию и Деву Гваделупскую в рамке повесили в гостиной рядом с портретами президентов Джонсона и Кеннеди. И мы перестали смотреть телевизор.