Время от времени Марсилий оговаривается, возможно лишь формально, что в случае столкновения божественного и людского законов следует подчиняться первому. Однако совершенно ясно, что право решать, созвучен ли существующий или готовящийся закон божественной воле или нет, по его мнению, находится в компетенции государства. Авторы, желающие понять, является ли Марсилий таким радикальным революционером мысли, каким он иногда себя представляет, могут обратить внимание на то обстоятельство, что на самом деле он не отвергает томистской концепции естественного права, а просто указывает на то, что это не может служить основанием для четкого определения закона. Эти же авторы могут указать и на признание самого Марсилия – долг обязывает христианина подчиняться скорее Богу, чем человеку. Но если нет признающего власть духовенства святого правосудия, а государство выносит решения о соответствии создаваемых или уже существующих законов нравственным основам, то где окажется традиционное благочестие, подчиняющееся божественному закону более, чем людскому суду, – не будет ли подобное положение иметь своим следствием неприязненное и пренебрежительное отношение к государственным порядкам с его стороны, когда последнее решится скорее пострадать, чем смириться с подобным положением дел?
Дело в том, что для Марсилия сохранение единства и мира в государстве требует отказа от теории, в которой церковь рассматривается как «идеальное» общество, стоящее выше государства и к тому же обладающее юридической силой, – в противном случае может произойти столкновение между церковью и государством. Тем не менее, Марсилий готов допустить, что духовенство должно выполнять полезные функции в политическом обществе, осуществляя духовное и нравственное наставничество. Он не требует уничтожения церкви в смысле упразднения духовенства. Он настаивает на следующем – если каноническое право обладает принудительной силой (на языке гражданской или светской власти), то оно обладает силой только с санкции государства, в этом случае оно само становится государственным законодательством. В качестве примера он использует такое явление, как ереси. Государство может назвать ересь преступлением как явление, нарушающее гражданское благополучие в политическом обществе, для того чтобы сохранить целостность самого общества. Однако церковь вправе налагать наказания только за проступки, имеющие отношение к духовной сфере. Она не имеет права указывать государству, какие принудительные меры следует предпринимать против еретиков. Марсилий ссылается на авторитет Писания с целью обоснования незаконности притязаний пап и опровержения самой концепции церкви как самостоятельного и независимого общественного института, отличного от института государства и даже как противного ему. Его цель отнюдь не богословские дискуссии, но полная независимость государства, независимость, наиболее эффективное осуществление которой возможно через отрицание концепции церкви, как независимого, законотворческого и наднационального сообщества, через сведение последней, во всех отношениях, до положения