Центральная идея спекулятивной, то есть чисто умозрительной, философии Николая Кузанского представляет собой синтез или совпадение противоположностей (coincidentia oppositorum). В конечных или ограниченных существах всегда обнаруживаются различия и противоположности. Так, например, у всех ограниченных существ сущность и существование различаются. Тогда как в неограниченном бытии, или в Боге, они совпадают. Впрочем, это хорошо знакомая томистская идея. Но у Николая этот тезис приобретает характер всеобщего принципа, согласно которому все противоположности и различия творений совпадают в Боге. Данная теория, возможно, напоминает одно из положений Шеллинга в его «философии тождества» – то место, где Шеллинг смотрит на Абсолют как на точку, в которой исчезают все различия[332]. Тем не менее, несмотря на сходство между мышлением кардинала в XV веке и немецкого идеалиста в XIX, определенно мышление самого Николая по своему характеру является теистичным.

Утверждая единство противоположностей в Боге, Николай не просто жонглирует терминами, просто констатируя тот факт, что знанием единства противоположных предикатов может быть достигнуто адекватное позитивное понимание Бога. Его тезис представляет собой следующее. Мы приходим к познанию ограниченной или конечной вещи, сопоставляя ее с тем, что уже известно; мы сравниваем ее с уже известным, отмечая при этом сходство и несходство. Вещи, ограниченные по своей природе, отличаются и должны отличаться одна от другой, причем разными способами. И через опытное познание этих различий мы приходим к обладанию ясными и определенными понятиями. Но ни одно из этих понятий не может адекватно выразить природу бесконечного. В то время как все наши понятия происходят из опыта о творениях и отражают данный опыт, ни одно из этих понятий нельзя в однозначном смысле применить к Богу. Поэтому единство противоположностей, которое имеется в природе бесконечного, на самом деле не может позитивно оцениваться дискурсивным разумом, который в силах только бесконечно приближаться в своем понимании к объекту, существо которого для него никогда не достижимо.

Таким образом, Николай утверждает и отстаивает превосходство «отрицательного пути». Но если мы будем определять предложенный метод как агностицизм, то вынуждены будем сказать, что имеем дело не с тем агностицизмом, который получается в результате все возрастающего понимания бесконечности Бога, Его трансцендентности.

Возможно, это и «неведение», но на языке Николая это звучит как «ученое» неведение. Действие, совершенное с целью понять Бога, имеет своим результатом осознание превосходства Богом нашего понимания. Бесконечное – не тот объект, который соответствует возможностям дискурсивного (осуществляемого путем логических умозаключений) рассудка. Питательной средой для дискурсивного рассудка служат сходства и различия, скрывающиеся в творениях; рассудок при этом руководствуется принципом несовместимости или взаимного исключения противоположностей. По этой причине здесь мы имеем дело вовсе не с дискурсивным рассудком (ratio), который постигает истину как «совпадение противоположностей», сколько с разумом (intellectus).