Вопрос о том, уместно ли включить в эту книгу о средневековой философии изложение философии Николая Кузанского, остается открытым. Традиционный элемент, элемент преемственности в его мысли, конечно же хорошо заметен, и этот факт дает нам некоторое право перенести его, если так можно выразиться, назад, в Средние века. Хотя между тем время его жизни частично совпадает с периодом жизни такого представителя раннего Ренессанса, как Марсилио Фичино (1433–1499). По этой причине уместно подчеркнуть кое-какие из его мыслей, устремленные как бы в будущее, и помимо этого установить связь между ним и началами «новой» философией. Наверное, все же лучше отметить присущую его мыслям некоторую симбиотичность и определить их как специфические ренессансные. По-видимому, нисколько не нуждается в оправдании само включение краткого обзора его философии в книгу по средневековой философии, именно в силу характерных особенностей этого мыслителя переходного периода, если так можно выразиться, философа, одной своей половиной находящегося в мире Средневековья, а другой уже в постсредневековье. В конце концов будет полезно напомнить самим себе об элементе непрерывности или преемственности в истории самой философии и, кстати, о том обстоятельстве, что нет внезапного и резкого перехода от средневековой философии к философии Нового времени.

Распространившаяся в XIV столетии терминологическая логика, возникновение в XIII веке основ эмпирической науки – все это требовало новых изысканий в области логики, интенсификации последних, когда научная деятельность людей, подобных Николаю Орезмскому, приносила бы скорее плоды в виде распространяющегося научного движения. Как раз вот этого в действительности и не произошло. Преемницей философии XIV века стала философия природы Ренессанса, а становление логики отодвинулось аж в XIX век. В дальнейшем литература и гуманистическая направленность Ренессанса послужили предпосылкой для научного развития, связанного с такими именами, как Галилей.

В некоторых отношениях философия Николая Кузанского принадлежит эпохе Ренессанса. К тому же существуют связующие нити, ведущие от него к жившему уже в следующем столетии Джордано Бруно. Несмотря на это, в других отношениях его мысль, особенно вследствие своего недвусмысленного христианского и теократического характера, представляется прежде всего продолжением средневековой мысли, но не в оккамовском смысле, а скорее в русле неоплатонической традиции[329]. Поэтому его можно снова представить в качестве мыслителя переходного времени, сочетавшего в себе средневековое направление мысли с понятиями, ставшими известными только в более позднее время.