– Да я понимаю, – неуверенно говорит мастер.

– Бедный твой мозг! – сочувствую я ему и делаю шутливую гримасу.

Но про себя продолжаю кипеть. Понимаю, что до конца мастер перестроиться не сможет, и в следующий раз Сидор применит не без успеха тот же прием.

«Любавич» позиционировался как премиум-типография, и тема безукоризненной продукции, попадавшей заказчику в руки, стояла остро. Информация из цехов про брак важнее, чем наказание исполнителей. Я очень редко бил бракоделов рублем. Как и все в этом мире такой подход имел два конца: рабочие и мастера не боялись сообщить про брак, но и не зацикливались на соблюдения стандартов.

Сложный выбор. Я видел, что многие коллеги-директора поступали прямо противоположно: проводили расследования и нещадно наказывали. И тоже достигали некоторых результатов. Кто прав? Однозначного ответа нет. Все (по теореме о локальном экстремуме) имеет оптимальную точку.

Каждый нарабатывает свой стиль. Мое отношение к работникам медленно менялось с годами, а могло моментально в одну минуту – от симпатии к озлоблению и обратно. Бывали периоды, когда все шло гладко, мало брака, сотрудники четко выполняли свои обязанности, выполнялись планы, заказчики не предъявляли рекламации. И я уже начинал опять любить людей, относиться как добрый папа. Но потом шла серия негативных сигналов: кто-то набраковал, кто-то схитрил, кто-то нашел отмазку своей расхлябанности – во мне просыпался злой отчим. Мозг вскипал, гнев выходил в виде монолога самому себе. Я начинал метаться по кабинету, как тигр в маленькой клетке Ленинградского зоопарка. Хотелось взять биту и отдубасить этого кого-то. Приходилось сдерживаться – кричать на других непозволительно интеллигенту с социалистическими задвигами. Через несколько минут монолога всполох гнева спадал. И уже опять жалел подчиненных. Проигравшим от таких амплитуд стало здоровье.

Что-то надо было делать? На этапе «юность», как учит наука, личные отношения, уговоры, объяснения должны меняться на регулярные процедуры. Теорема, что «кадры решают все», оставалась доказанной, и контрдовод никто не придумал. В новом шестиэтажном здании, в отличие от предыдущего трехэтажного, я реже виделся с людьми, больше рулил из кабинета. Управление переложилось на плечи среднего офицерского состава. Казалось, что пришло успокоение, но картина происходящего в типографии расплылась и вырисовывалась только из докладов заместителей. Раздражение на персонал сменилось тревогой: «Как оно там работает без моего контроля, насколько эффективно?»

Еще раз вернусь к метафоре с мультивибратором. Надеюсь, что читатель помнит про тот незаметный конденсатор, на котором накапливается заряд. В электроцепях конденсатор считается пассивным элементом. В моем случае элемент под названием «хождение на службу» действительно пассивно, но уверенно набирал потенциал. Посещение работы становилось все тягостнее. Вот-вот мог начаться лавинообразный поток отвращения к делу жизни. Чтобы как-то разрядить напряжение, я перешел на четырехдневную рабочую неделю – в середине недели брал «библиотечный день», чтобы в одиночестве посидеть на даче в концептуально-интеллектуальном осмыслении. Тоже полезно. Нарастание недовольства притормозило, но не останавливалось. Ощущение усталости, переходящей в гнев: «А может, я не способен быть администратором, слаб, фортуна отвернулась, хаос побеждает меня, еще немного и начнется дезорганизация».