Потап и Лука кинулись на выручку к Ваське, скрученному сыромятными ремнями. Григорий возился в чуме, заряжая пищаль. Отлас один остался. И быть бы худу, но тут, чёрный, как чёрт из преисподней, явился Мин. Насмерть перепуганные юкагиры при виде его бросились врассыпную, оставив раненых и убитых.

Григорий зарядил, наконец, пищали, пятясь, выполз из чума. Но всё оказалось кончено. Раненых не было. Лишь трое убитых. А двое, с которыми возился Потап, незаметно отползли в сторону и теперь улепётывали в лес. Лука схватился за пищаль, но Григорий остановил:

– Не лей кровушку понапрасну.

– Они бы нашей не пожалели...

– Постращали и – ладно, – поддержал брата Отлас. Тем, которых коснулась его сабля, и тому, которого срезал ребром ладони, помощь не требовалась.

«...Живу, – упрекнул он себя. – А троих как не бывало...»

Упрекал не впервые, но случалось теперь это всё реже и реже. Правда, задумывался порой: «Вот брожу по земле, народ за собой таскаю... Мне привычно. А им по душе ли?». И ещё о том думал, кому эта маета надобна: государю? России? Если уж шибко нужна государю, отчего же казаки, ежечасно рискующие жизнью, живут в голоде и холоде? Боярский сын – гора мяса – едет в поход, снабдив себя всем. Даже бабу с собой берёт, а то и двух. Одна ублажает, другая пироги да блины печёт. И мука с ним, и рыбные, и мясные припасы, и соленья, и варенья, и всякая прочая снедь. Останавливается там, где есть жильё. В нежилые, в гиблые места Чиров шлёт подчинённых. Сам отпыхивается на печи, в бане парится, потом чай пьёт да подсчитывает ясак. Хмельного – тут лишнего не скажешь – приказной в рот не берёт. Но казакам, ретивым в службе, чарку подносит. А тем дурошлёпам лестно: как же, сам приказной поднёс!

Закопав в снег убитых юкагиров, потянулись домой. Васька сидел на задней нарте, опустив посрамлённую голову.

– Я, Володей... – бормотал он сквозь накатившие слёзы. – Я чем хошь вину искуплю.

Отлас, отвернувшись, не слушал его, о чём-то беседовал с Мином.

– С двойным ясаком явимся, – услыхал краем уха Васька. – С земли взяли, с юкагирей – тож...

Потом Володей углубился в свои думы и за всю дорогу не обмолвился ни единым словом. То хмурился, то улыбался, вспоминая сон, который прервали напавшие юкагиры. Сон был чудной. Видел мёртвым себя, лежал в земле под кедром у огромного покрытого зелёным мхом валуна.

Сухо в лесу было, солнечно. На поляне изюбрята играли. С лапчатой ветки свесилась беззаботная певунья иволга. Вытянув шейку, весело уставилась на могилу, отряхнула золотые пёрышки и, вслушивавшись в нежный лепет ручья, вдруг вывела звонкую трель. Помолчала. Опять встряхнулась и зашлась в лучезарной, сулящей радость песне.