– Позорюешь, – утешил Отлас. Тотчас возникло решение: поменяться с Любимом службой. – Ежели не против – поворачивай оглобли. Челобитную отвезёшь воеводе. А я ишо маленько побуду.
- Не обрыдло без семьи-то? У Степаниды, небось, все жданки лопнули.
– Ворочусь с Камчатки – увидимся, – уже сочиняя для воеводы первые слова челобитной, отмахнулся Отлас.
Цыпандин, надсадно кашляя, вслушивался в их разговор, не мешал.
– С Камчатки?!
– Но. Туда Лучка с Потапом отправились. Догонять надо.
Володей поведал Цыпандину и Любиму, что приказной отправил на Камчатку малый отряд. Отласу, рвавшемуся туда, указал ехать с ясачной казной в Якутск. Теперь есть возможность догнать друзей и продолжать поход вместе с ними.
– Ежели дядя Андрей поперёк дороги не станет, – покосившись на Цыпандина, сказал Отлас. Сказал полушутливо, но в голосе прозвучала тревога. – Он у нас теперь первая голова.
– Поперёк не стану, – одышливо проговорил Цыпандин. – А всё же прикинь: семье без тебя несладко.
– Жили ране, проживут и теперь... У меня, дядя Андрей, душа уросит... Не прети!
Цыпандин пожал плечами.
Простившись с казаками, с Любимом, возвращавшимся в Якутск (что его очень радовало), Отлас тронулся в путь обратный. Менее чем за переход, оставшийся до Анадыря, увидел лошадь, задом отбивавшуюся от пары волков, и лежавшую в снегу Марьяну.
– Как сердце чуяло! – скрипнул зубами Отлас, узнав от Марьяны обо всём, что случилось в Анадыре. – Зарублю пса!
Гикнув на оленей, умчался в острог один.
Неизвестно, что натворил бы, но пока его разглядывали, пока открывали двойные тяжёлые ворота, подоспел аргиш.
– Марьяне худо, – сказал Цыпандин, желая отвлечь его. – Вовсе помутилась.
Отлас, всё бросив, повёз Марьяну к себе, забыв об Илье, о Фетинье и даже и о приказном, сгубившем брата. Мин, разомкнув крепко стиснутые зубы дочери, влил ей какой-то настой и пошёл топить баню. Парила Марьяну Фетинья. Словно мёртвую парила.
Отлас сидел за столом, ковшами пил мёд, не пьянел. Волосы, некогда чёрные, за один день поседели.