– Сплю неспокойно, герр Плюх, – в который раз умышленно искажая фамилию хозяина, уголком рта ухмыльнулся Никита. Дома дак мать меня усыпляла. Гладит, гладит, я и усну...

– Марта, усыпи нашего гостя, – приказал Прютц старшей дочери, вдовствующей второй год.

– Как же нет её, Лукомории-то? – снова утром напомнил Прютц, и один из молодцов поддержал хозяина.

– Сам господин Меркатор об этом пишет. И другие почтенные мужи с ним согласны.

– Коль верится – верь, – совсем заскучав от многоумных их разговоров, отмахнулся Никита и присочинил две-три небылицы, вычитанные из старого «Дорожника».

– Сказывали, – дрожливо пропищала младшая дочь, – и люди тамошние чад своих режут и ими питаются.

Не только девки, но и хозяин напряжённо уставился на Никиту, с любопытством и некоторым страхом ожидая ответа: должна же быть хоть какая-то доля правды в том вранье, которым занимался Меркатор, его соотечественники да и этот дикарь. Или русские так хитро дурачат цивилизованную Европу?

– Тут не врут, – степенно и важно начал Никита и тотчас вошёл в раж. – Я и сам не единожды резал. За один, бывало, присест пару младенцев умну и ваших нет. Под ихний кумыс особливо приятно.

Девка младшая, наслушившись его россказней, сжалась и замерла.

«Гнать, гнать этого людоеда!» – думали молодцы, но косились на пистоль, на казацкую саблю. Да и Прютц помалкивал.

– Не колотись, Фрейлей, – с трезвым озорством подмигнул девке гость. Я немками не питаюсь. Можешь у сестрицы своей спросить. За ночь её не убыло.

Никита вдруг вспомнил об Алёнушке, и потянуло к ней, мгновенным видением промелькнувшей в дымном чаду. А ещё вспомнил, что натворил в кабаке. Разумней там не появляться.

«Бык бодливый! – бранил себя. – Пол-Москвы перебодал! Бранить-то бранил, а сам знал: случись ещё такое, и снова всё повторится, и значит Алёнушки ему не видывать. Кому-то другому достанется. И жаркою огневицей взялась душа, сделалось жаль себя и стало стыдно за свою беспутную жизнь.

Может, потому осчестливо поклонился хозяевам:

– За хлеб, за соль, люди добрые! Коль что не так – не осудите. Вино виновато.

Немцы что-то залопотали по-своему, засуетились, и хозяин послал одного из работников в лавку, стоявшую на отшибе.

«Ага, за подмогой! Ну уж вам-то, колбасники, я не дамся!» Никита схватился за саблю, рванул на себя дверь.

– Нет, нет, герр Ремезофф! мы не хотим с вами ссоры. Напротив, мы хотим сделать презент... в память о нашей занимательной беседе.

«Да уж куда как занимательна!» – едва удержался от смеха Никита.

Тем временем работник, наверно, он был приказчиком в лавке, принёс подарки.