– Князь Ники... Николай Тобольский, – представился кавалер майору и расшаркался. Нагрузившийся немец, расшаркиваясь ответно, тут же свалился.

– Нох айнмаль... нох... – поднимаясь с помощью князя, бормотал он, ничуть не смутившись. Но и вторая попытка расшаркаться перед кавалером окончилась конфузом.

– Да ты сядь, любезный! Видно, крепка русская водка! – усмехнулся князь. – А это кто? Брат? Похож! По глазу узнать можно. У тебя левый, у него – правый. – Князь поставил кабатчика рядом с немцем. – Ну две капли воды! Не так ли, братцы?

– Я, ваша светлость, целовальник. Он дочь мою сватает, – лепетал вконец испуганный кабатчик.

– Что ж, дай-ка нам выпить! Да гляди без подвоха! – приказал князь кабатчику и велел свите своей быть потише.

Аксён кинулся к стойке и, отворив ещё не тронутую бочку, нацедил по большому ковшу крепчайшей водки.

– Да ты что, братец? – загремел князь. – Ты за кого меня принимаешь? За князя сибирского аль за какого-нибудь мистердамского баронишку? По бадейке лей! Ему! Мне! Свите! Им попроще чего! Нечего чернь баловать!

Приложившись к серебряному ведёрку, немец замертво рухнул под стол. Князь выпил ещё, занюхал коврижкой и велел кабатчику привести дочь.

«Вот напасть, осподи! Что за день такой выдался!» – горестно сокрушался Аксён. Однако Алёну привёл. Ежели уж показывать кому, так своему, русскому, а не тому чучелу. Привёл и замер от ужаса: «Щас начнёт при всех тискать да лобызать, а она у меня голубица невинная!..».

Но князю не поперечишь! Вон он какой грозный! Ну поцелует разок – от девки не убудет.

Князь против ожидания не только не притронулся к трясущейся от страха девушке, а нежным проникновенным голосом успокоил её:

– Ах, горлинка моя милая! Что ж ты дрожишь-то, как лист осиновый? Разве я изувер какой? Могу ль я такое чудо обидеть? Добра да счастья тебе желаю, – погладил волосы её, приказал свите:

– Эй вы! Гоните прочь эту рвань! А ты – велел он кабатчику, – бочку вина служивым! Потом сочтёмся.

Питухи и придти в себя не успели, как вышибли их из кружала.

День начинался странный и хлопотливый.

«Где я слышала этот голос? – с замиранием сердца гадала Алёна. – Такой задушевный, такой ласковый! Князь не должен меня обидеть. Скажу, сиротою росла, без отца – без матери. Дядя приютил... Он хоть и страшен с виду, а душа в нём добрая, уветливая...».

– Слушай, дядя... то бишь, как тебя? Эй! – начал «князь» с присущим сановным особам высокомерием.

– Аксёном, батюшка, Аксёном, – угодливо кланялся кабатчик. И ему казалось, что уже слышал этот переменчивый, то властный и суровый, то нежный и воркующий голос. – Да хошь горшком зови, токмо в печь не ставь.