— Я…

Оленька дёрнулась было — оставаться в чужом доме наедине с молодым человеком было бы слишком. Но Мишель уже подсел к ней:

— Вы будете на бале у губернатора, мадемуазель Новикова?

Прижал ляжкой её бедро. От этого голос Оленьки задрожал:

— Если граф и графиня поедут.

Алина с улыбкой тихо притворила за собой дверь.

Ни в какую девичью она не пошла. Платье её к балу было давно примерено, приготовлено, выглажено и, надетое на деревянную болванку, ждало только, чтобы прикололи цветы. Алина побродила по музыкальной гостиной, то ступая с пятки на носок, то на цыпочках. Поглядывала на бронзовые часы на каминной полке. Пять минут. Десять. Подошла к инструменту, который терпеть не могла. Подняла крышку. Провела по лошадиным зубам клавиш. Поглядела на часы. Стрелка точно прилипла. Может, остановились? Подошла. Приблизила ухо. Послушала муравьиный бег колёсиков внутри часового механизма. Посмотрела на циферблат.

Услышала отдалённый хлопок двери. Бросилась на лестницу. Лопотали вниз шаги. Перегнулась. Увидела руку Мишеля, она быстро и зло порхала по перилам.

— А, черт… — выругалась.

Стрелой понеслась к комнате, где оставила Оленьку. Дверь была нараспашку. Оленька нервно завязывала ленты шляпки. От волнения не получалось. Алина упала грудью на дверь, захлопнула, повернула ключ быстрее, чем Оленька обернулась. Постояла. Послушала за дверью шаги. Ручка недоумённо повернулась. Раз, другой. Задёргалась. Алина зажала рот ладонью, чтобы не расхохотаться.

В дверь изнутри застучали — пока ещё деликатно.

Алина на цыпочках отошла.

Шума она не боялась. Родителей дома сегодня не было — они отправились навещать княгиню Печерскую в её имении. Слуги получили от молодой хозяйки выходной, принятый удивлённо, но недоверию помогли пять копеек, расторопно сунутые в руку.

Оставалось только дождаться возвращения Мишеля.

— Потом оба ещё скажут мне спасибо.

Алина переоделась в амазонку. В передней пришпилила шляпку, приколола вуаль. Послушала: в дверь уже колотили. Ногой или кулаком. Алина вынула из ридикюля хрустальный флакончик с красной жидкостью. Встряхнула, повернувшись к зеркалу. Приложила пробку к губам. Сжала губы, чтобы краска разошлась ровно. И сказала зеркалу:

— О, дорогой Алексей. Мне безмерно жаль. Знаю, это разобьёт вам сердце. Ваша невеста, боюсь, нашла себе… нет, лучше: нашла своё счастье в объятиях моего брата…

Вскинула брови с видом оскорблённой правоты:

— Зачем я это вам говорю? Я люблю правду и добродетель. И я ваш друг. Друг, который желает вам добра.

Посмотрела, подправила выражение. Смахнула, как маску, и добавила своим обычным голосом: