— Мы не можем найти Оленьку.

Дом Ивиных был весь на ногах, когда Оленька, шатаясь, вышла из темноты аллеи и взяла курс на дрожащий оранжевый свет окон.

Бурмин выглянул в окно. Плешь Клима мелькала: от двери — к коляске, от коляски — к двери. Клим суетился. Прилаживал, перекладывал, увязывал, развязывал, затягивал, пристраивал. Бурмин отпустил край шторы.

Он уже был одет в дорогу.

На полу раскрыл пасть саквояж.

Бурмин перешагнул его. Снял со спинки кресла шёлковую косынку Мари. Поднёс к лицу. Вдохнул. Голоса внизу заставили его обернуться к окну. Он бросил косынку в саквояж. Подошёл и прислонился лбом к стеклу. Клим преграждал дорогу в дом. Объяснял что-то, что Алёша Ивин — судя по жестам — не желал знать. Бурмин был озадачен. Стукнул согнутым пальцем по стеклу. Оба подняли головы. Бурмин сделал рукой знак: сюда.

— Граф Ивин! Просят принять! — выкрикнул Клим в спину вбежавшему Алёше. Чтобы соблюсти хоть какие-то приличия. Хоть видимость приличий.

Вид у Алёши был всклокоченный. Лицо красное, волосы и платье в пыли. Остатки шляпы в руке.

— Вы уезжаете, Бурмин? — крикнул он с порога, запыхавшись. — Вы можете отложить отъезд?

— Клим, благодарю, — отослал слугу Бурмин. Пригласил Алёшу: — Прошу, садитесь.

Тот и не думал. Тискал в руке развалину-шляпу.

— Что с вашей шляпой? — спросил Бурмин.

— К чёрту её! — Алёша швырнул её в холодный камин. — Я в отчаянном положении.

«Ивины. Только его положение имеет значение, а остальной мир остановись. — Как ни скребли на душе кошки, Бурмин едва не улыбнулся. — Изумительная всё-таки порода».

— Я, кажется, догадываюсь, как помочь вашему отчаянию. Просите господина Егошина дать его адрес. Мои обязательства в силе. Я отправлю ему деньги первой же почтой.

Алёша отмахнулся:

— Егошин? При чём здесь он? Я уж и забыл.

— Что же?

Алёша пылко бросился к нему, схватил за руки: