— Так он говорил?

— Да. Возможно, мысль об этом мучила его, и поэтому он спешил собрать документы, нужные для суда. Я предлагаю тебе не идти на улицу, а уехать отсюда, жить по-человечески. Лучше дрожать от страха в домике с садом, чем в чулане… — И Измини опять расплакалась, а ему нечего было возразить ей.

Если ты не в состоянии ничего предложить этой девушке, то все прочее — лишь слова, пустые слова. «Я уверен, что с первого же дня в уединенном домике мы будем чувствовать себя так же, как здесь, в этой каморке. Почему ты не хочешь этого понять?»

Он сел рядом с ней, но она отстранилась и, положив на листы с геометрическими задачами руки, спрятала в них лицо и словно уединилась, чтобы выплакаться.

Внизу заработали машины, будто проснулся и тяжело задышал полдень. «Считай, что я больной, изможденный, разбитый».

— Когда я жил у Статиса, я начал рыть подкоп, чтобы иметь возможность выбраться из дому и опять исчезнуть… Я бросил работу, потому что и это было никуда не годное решение, подсказанное паникой. Ничуть не лучшее, чем загородный домик…

— Перестань! Я больше не хочу ничего слушать. За все эти годы ты не прислал мне ни одной весточки, хотя в последнее время даже находился в том же дворе; а я пыталась найти тебе оправдание. И я измучилась… А тебе нет до этого никакого дела. Может быть, я даже стала тебе обузой?..

Измини вдруг замолчала: на лестнице послышались торопливые шаги. Неужели идут за ним? Они переглянулись, Ангелос впился глазами в узкое оконце, неплотно прикрытое ставней. Измини подошла к нему. Шаги все приближались.

— Это конец, — прошептал Ангелос.

Но вот на террасе показалась Алики. Она остановилась, испуганно посмотрела вниз и не успела даже ахнуть, как перед ней оказался Евтихис, возбужденный, жаждущий; глаза у него горели, ноздри раздувались, а руки, чтобы не упустить добычу, были широко раскинуты.

— Молчи! Ни слова!

Алики замерла посреди террасы. Евтихис приближался к ней медленно, немного согнувшись, напряженно следя за тем, чтобы она от него не ускользнула. Он загнал ее в угол, на самое солнце. Теперь ей уже некуда было деваться. Поняв это, она вся съежилась.

— Нет, нет, пожалуйста… Пусти меня.

— Теперь ты моя!

Он обнял ее. Они были одни на ярко освещенной террасе, словно одни в целом свете. Он расстегнул ей кофточку… Солнце, ах, уж это солнце! Плиты на полу пылали и обжигали Алики…

Ангелос и Измини все время стояли рядом, не сводя глаз со ставни. Они не обменялись даже взглядом. Вдруг они почувствовали, что им нечем дышать и что капельки пота, стекая с их лбов, смешиваются вместе, так тесно они прижимались друг к другу.