Папа, завтракая, уронил котелок каши, и мне досталось, конечно.
Захотелось надеть себе этот котелок на голову и уйти в холодный день, куда-нибудь в серое небо, наябедничать маме.
Тогда отцу бы мало не показалось. Мама была очень строгий человек, с которым в нашей семье мог справиться один я. Не потому, что был сильнее, просто она меня очень любила.
Вот, наверное, кто сильнее любит, тому периодически хочется надеть себе котелок на уши и уйти. Вот мама и ушла однажды.
Зачем я с ней ругался всю жизнь…
На душе тоска. До уборки мне осталось минут пятнадцать. Еще надо родным нанести визит вежливости, а мне никуда не хочется: это ж еще бриться надо, за коньяком зайти, сумку собирать… Еще Сашка сожрал все макароны, а я их сам хотел сожрать.
Что за день такой, а? А все перевернутый котелок с кашей отзывается.
Не грех и пива бутылку выпить, честное слово. А может быть, и две. Устал я что-то. Как никогда в жизни еще.
* * *
Белка настолько сообразительна, что, если бы она не была вор и собака, я бы ей давно «вы» говорил.
Пользуясь тем, что вчера я был в приподнятом, романтическом настроении (четыре бутылочки пива), и в полночь, не приходя в сознание, допев арию юного Вертера, упал на покрывало, собака Белка воровски проникла на кухню и съела: 1) большую кость от крыла индейки (целиком); 2) остатки свекольного салата; 3) соленую селедку (ее сестру-близнеца съел под пиво я).
Среди ночи проснулся от странной возни на кухне. Вот слегка звякнула тарелка, и снова тишина. Ну, думаю, полтергейст, ничего интересного.
И вдруг услышал: топ-топ-топ…
Да что это такое, ну двигает привидение чашки, но зачем обязательно топать? Однако вставать было лень, и я снова уснул.
Проснулся уже рано утром, пока все спали, от холода и сквозняка. Вышел на кухню поговорить с обнаглевшим привидением и обнаружил, что дверь приоткрыта, а остатков моего ужина нет. Тарелка лежит на полу. Ее можно не мыть — аж блестит. Вот интересно, как можно беззвучно сгрызть кость крыла индейки величиной с крупного лосося?
Вышел во двор.
— Белка!