Светлый фон

Сильно размахивать не пришлось. Выслушав мой телефонный доклад, гематолог похвалила меня за то, что мы не капнули тромбоциты, и подтвердила, что с таким раскладом пункцию делать обязательно. И тридцать пять тромбоцитов тому не помеха, мол, видели и пониже.

На следующий день цифра тромбоцитов перевалила через полсотни.

По линии санавиации прилетел волшебник в голубом вертолете – гематолог со своим инструментарием. Хрустнула грудина. Гематолог потянул поршень шприца на себя – нужно меньше полмиллилитра костномозговой взвеси. Анализ взят. Место укола заклеиваем пластырем.

Честно говоря, это одна из немногих процедур, при которой мне страшно находиться. Ничего с собой поделать не могу.

В тот же день по результатам пункции был установлен окончательный диагноз.

Заключение в моих руках: первичная иммунная тромбоцитопения.

Переведу: снижение тромбоцитов из-за атаки иммунной системы.

Другое название болезни – идиопатическая тромбоцитопеническая пурпура. Дословный перевод на общечеловеческий: «Высыпания на фоне снижения тромбоцитов, неизвестной природы».

Есть еще одно название этой болезни – болезнь Вергольфа. Впервые упоминается еще в трудах Гиппократа.

Представляете? Конфликты между иммунной системой и организмом хозяина были всегда. Экология ни при чем.

Кстати, Верльгоф, который впервые и описал эту болезнь, был придворным врачом Фридриха Великого, короля Прусского. И стихи писал, говорят неплохие. Главный пациент Верльгофа, надо сказать, дожил до семидесяти четырех лет, хотя и страдал астмой (а также геморроем и бессонницей).

Итак, заключение на руках. Пациентка «непрофильная», не ревматологическая.

Несмотря на это, мы смогли помочь. Смогли спасти. Вернули маму двум детям.

Удивительны резервы человеческого организма. Речь и мышление восстановились полностью. И двигательная активность. Пациентка переехала с реанимационной койки в палату. А оттуда – к гематологам под крыло.

Прощались мы тепло. С обещаниями сообщать об успехах. И звонить, «если что».

Вспомнила я о ней через год.

Опять наступил март, и, как водится по моей личной традиции, поступила пациентка, которая заставила меня попереживать и понервничать изрядно.

И меня осенило, что я так и не знаю, чем закончилась (или продолжилась) история девочки с пятью тромбоцитами.

Номер мамы этой пациентки в телефонной книжке я нашла быстро. Такие фамилии врезаются в память. А телефоны родственников тяжелых пациентов у меня всегда под рукой.

Мой палец завис над кнопкой набора номера. Что я ей скажу? Здравствуйте, я ваша тетя? То есть доктор. То есть бывший доктор. А если девочки нет в живых? Если случился следующий рецидив и вовремя не подоспело лечение?