Светлый фон

Системы свертывания и противосвертывания – многоярусные и многофакторные. Это каскады. В них десятки веществ, механизмов, связок. Они как сообщающиеся сосуды. Как весы. И если раскачивать чаши слишком сильно, можно перевернуть все устройство целиком.

И вляпаться в ДВС. Страшнее зверя я не знаю. Поспорьте со мной, что есть коварнее.

ДВС – синдром диссеминированного внутрисосудистого свертывания. Это когда организм одновременно повсеместно кровоточит и образует тромбы. И тромбы тоже везде.

На КТ головного мозга, к счастью для нас, не было больших очагов пропитывания (кровью). Но маленькие таки были, и несколько.

Наши неврологи включили в схему лечения свои препараты. Максимально восстанавливающие ткани мозга.

Нефрологи корректировали ситуацию на своем фланге. Почки откровенно были перегружены всей этой ситуацией.

И все это несмотря на пятницу-субботу-воскресенье.

В понедельник тромбоциты достигли отметки, от которой я выходила из реанимации, пританцовывая и напевая: «Тридцать пя-а-ать!» И все же впереди у меня было два разговора, которые – как я надеялась – существенно помогли бы мне в дальнейшем лечении моей пациентки.

Как думаете, кто был мне нужен? И как думаете, надежды мои оправдались?

Понедельник

Планы у меня были наполеоновские.

Расследовать. Добиваться. Размахивать флагами.

Приехала мама пациентки. В пятницу она была в эмоциях и страхах, что абсолютно понятно. Сегодня я надеялась на более спокойный разговор. Тем более и новости у меня были хорошие.

– Девочка наша стала как раньше! – улыбается мама.

Наша пациентка действительно ориентировалась во времени и пространстве, в возрасте ребенка, вплоть до количества недель и дней, граммов и сантиметров. Она очень волновалась за малыша и за старшую десятилетнюю дочку и рвалась домой. А значит, очень хотела выздороветь. А это – залог успеха, я это точно знаю.

– Доктор, а ведь я вспомнила… – Мама нашей Леночки сама начала разговор. – Вы меня спрашивали, чем она болела. Но я сразу не сообразила, вдруг это связано. В три года у Леночки подозревали лейкоз. И тоже были синяки. Мы лежали в гематологии. Но с тех пор все было хорошо.

Ага, ставлю я себе мысленно галочку. Вот оно! Пункт первый выполнен, улика найдена.

Шерлок, да ты молодец!

Убедила начальство, что по санавиации надо связываться с гематологом. Наша гематолог была на больничном, а ждать было ну никак нельзя. То, что кто-то из гематологов осмотрел пациентку до госпитализации и «на глазок» сказал: «Не мое», – доверия не внушало.

И если с пятью тромбоцитами было не до пункции костного мозга, то с тридцатью пятью (а я надеялась на дальнейший рост этой цифры) я уже вполне могла размахивать флагом перед гематологом.