Отец собрался было что-то сказать, но потом посмотрел на свои руки и сглотнул. Его кадык прыгал вверх-вниз, вверх-вниз.

– Ты ошибаешься. Я хочу, чтобы ты испытывал чувства, Дарий. Но я за тебя боюсь. Ты даже не представляешь насколько. В какой-то момент я отвожу от тебя взгляд, и, если это момент неправильный, ты можешь начать тонуть в депрессии настолько, что… способен сделать что-то. И я не могу тебя от этого защитить. Как бы ни старался.

– Я не собираюсь себе вредить, пап.

– А я вот едва это не сделал.

Вся атмосфера на крыше всколыхнулась от взрывоопасного признания отца.

– Ты… Что?

– Когда тебе было семь. Мои препараты не справлялись. И я начал думать, что вам с мамой будет лучше без меня.

– Боже.

– Мне было так плохо, что я допустил подобные мысли. Постоянно об этом думал. Доктор Хоуэлл посадил меня на довольно сильный транквилизатор.

– М-м…

– Я превратился в зомби. Поэтому я не мог больше сочинять для тебя сказки. Я с трудом понимал, какое сейчас время суток.

Я этого не знал.

– Я надолго потерял контроль над собой, Дарий. Мне не нравилось то, кем я стал из-за этих таблеток, но они спасли мне жизнь. Удержали меня. Ради тебя. И ради мамы. А к тому моменту, как я стал поправляться и доктор Хоуэлл постепенно начал снижать дозу, родилась твоя сестра, и я… Все стало иначе. Она была такой малюткой, я был ей нужен. И я не понимал, нужны ли тебе еще эти сказки. И простишь ли ты меня когда-нибудь.

– Пап…

– Самоубийство – не единственный способ потерять кого-то, если в дело вмешалась депрессия.

Папа поднял на меня взгляд. Между нами больше не было стен.

– И меня убивает, что я передал ее тебе, Дарий. Это меня убивает.

В его глазах стояли слезы.

Настоящие человеческие слезы.

Я раньше никогда не видел, как мой папа плачет.