Лале снова обняла меня. И прошептала на ушко:

– Если хочешь, можешь сам его добавить.

Эти слова заставили меня улыбнуться.

– Договорились.

Странно было идти по улицам Йезда с отцом, а не с Сухрабом.

Странно, но тоже хорошо.

Папа показывал мне разные двери, которые ему нравились, или бадгиры, которые его особенно впечатлили. Но не останавливался, чтобы сделать набросок. Свой блокнот он оставил дома.

– Хочу провести время с тобой, – объяснил он.

Я не знал, как относиться к такому повышенному вниманию со стороны отца.

Казалось, наша норма взаимодействия выросла как минимум на порядок.

Но мне это нравилось.

Минареты Пятничной мечети оказались даже выше, чем бадгир в саду Доулетабад. Запрокинув голову, я внимательно рассматривал их.

– Ого.

– Ого-го, – согласился отец.

Мы пересекли двор с фонтанами, изучая минареты и огромную арку с заострением по центру, которая возвышалась над нами. Было такое чувство, что нас проглотил гигантский небесный хищник.

Отец лишился дара речи.

Я знал – и ему не обязательно было признаваться в этом вслух, – что он влюбился в это место.

Залы были пусты. Время утренних молитв подошло к концу, поэтому в мечети почти никого не было. Исключение составляли только туристы вроде нас. Наши шаги отражались от стен многократным эхом. Мои парадно-выходные туфли скрипели на гладкой плитке.

Мне еще нужно было забрать свои «вансы» из дома Сухраба, но мама пообещала принести их сегодня с собой.