Мы замолкаем, и я вдруг задаюсь вопросом: понимает ли он то же, что понимаю я? Только что у нас был самый продолжительный разговор без ссор за долгое время.

Боль по матери никуда не делась. Она никогда не пройдет. Но теперь она спрятана глубоко под слоями, слоями, слоями воспоминаний. Некоторые из них хорошие, некоторые – плохие. Все они – важны.

Дверь скрипит, и в комнату входит бабушка со стаканом сока. Когда она видит, что я проснулась, у нее загораются глаза.

– Ли, – говорит она, добавляя к моему имени еще целую нить быстрых и мелодичных слов.

Я поворачиваюсь к папе в ожидании помощи с переводом.

– Что она сказала?

Он слегка улыбается.

– Она сказала, что у тебя мощное имя. Оно звучит, как слово «сила» на мандарине. Li.

Бабушка тоже улыбается.

– Li.

99

99

Поднять палец в небо с такой силой, чтобы он вытянулся, как позвоночник. Проследить за ним глазами и заглянуть дальше. Вон там. Крошечный клочок мира, не больше кончика твоего пальца. На первый взгляд может показаться, что там всего один цвет. Синий, или серый, или даже оранжевый.

Но все гораздо сложнее. Прищуриться. Разглядеть мазки сиреневого. Полоску цвета шалфея, ту, что не шире черточки. Пятно оттенка жженого сахара и легкое прикосновение красноты сердолика. Все они соединяются, чтобы вихрем закрутиться над самым пальцем.

Вдохнуть их. Дать им осесть в легких. Это – цвета настоящего.

100

100