– Расскажи, как вы познакомились.

Папа молчит, но выражение его лица меняется.

– Расскажи, – настаиваю я. – Это случилось на какой-то студенческой встрече, да?

Когда он наконец заговаривает, голос у него мягкий, тихий:

– Я хотел говорить только с ней одной. Она освещала комнату, как фонарик. Я был готов говорить с ней вечно.

Папа улыбается, но эта улыбка пронизана болью.

– Когда она путалась в устойчивых выражениях, я смеялся как сумасшедший. Ее не волновали ошибки – она просто смеялась вместе со мной. Боже, прозвучит ужасно пошло, но, когда она играла на фортепиано, ее тело словно сливалось со звуком. Казалось, что музыка – это место, где она родилась, и когда она играла, то будто снова возвращалась домой.

Я представляю, как мама покачивается на черной банкетке, ее тело двигается в такт музыке, как волна, пальцы – точные и уверенные. Накатывают боль и обида; сожаление, что я так и не позволила ей провести для меня хотя бы один урок.

Папа тянется куда-то позади себя и вынимает из кармана сложенный квадратиком лист бумаги.

– Что это?

Он молча разворачивает его и поднимает так, чтобы я увидела.

Это карандашный рисунок – наша семья на двусторонних качелях в Вилладж Парке, – старый и истертый, как карта сокровищ. Похоже, что его тысячу раз складывали и разворачивали.

– Ого, честно говоря, я думала, что ты засунул его в какую-то папку и забыл про него.

Он отвечает не сразу, будто затрудняясь подобрать слова.

– Я храню его с самого Рождества. Сначала убирал в чемодан, чтобы рассматривать в командировках, а потом стал носить в заднем кармане. Этот рисунок всегда поднимает мне настроение.

– Ого, – повторяю я.

– Я садился в самолет, разворачивал листок и поражался тому, как великолепно ты передала наши эмоции. Каждый раз, когда я смотрел на него, мне казалось, что тот день становится в памяти все ярче. Выдающаяся работа.

У меня начинает щипать глаза.

– Спасибо, пап. Для меня это очень важно.

– У тебя талант. Прости, если когда-нибудь тебе казалось… что я считаю иначе. Мама так гордилась тобой – и у нее были на то все причины.