Светлый фон

 

Сразу почти туда прихожу, конечно. Оказалось, что мне это нужно – найти границу тумана и туда, то есть, сюда, прийти. Тут очень светло, очень ярко, но свет совсем не режет глаза. И никакого тумана нет. то есть, туман – вот он, прямо у меня за спиной, можно руку протянуть назад и почувствовать его сразу же. А тут, где я стою, уже никакого тумана нет, и вообще ничего. Только свет. Я думаю, что это такая граница. И чтобы увидеть то, которое там, а не здесь, там, не в тумане и совсем другое, нужно эту границу пройти насквозь, как до этого в тумане: шаг и ещё шаг и ещё. Мне очень интересно, что там. Ещё ни разу мне не было так интересно. Думаю, это значит, что мне очень нужно туда.

 

Я стою на границе тумана и света и думаю обо всём понемножку. Думаю, что скажет папа, если я не вернусь к ужину, и что скажет сосед Хоакин, с которым мы договорились идти в пустыню, смотреть на гигантские кактусы в тумане. И соседка Марсельеза Васильевна, которой я обещал пойти в туман вместе с её кошкой, и посмотреть, куда она нас приведёт, если мы договоримся, что идём не друг с другом, а с кошкой. Думаю, что уже знаю дорогу сюда, на границу тумана, значит, возвращаться будет так же легко, как уходить. Думаю, что за туманом и светом начинается самое интересное, и мне нужно, так что я просто не буду медлить. Быстро там всё посмотрю и вернусь, и даже к ужину не опоздаю. А потом расскажу папе и всем соседям, что бывает граница тумана, и про разное другое и странное по ту сторону границы непременно расскажу. Думаю, что им будет очень интересно.

 

Отступаю от тумана и иду в свет.

 

Шаг и ещё шаг и ещё.

Те, кто придёт после нас

Те, кто придёт после нас

Мы просыпаемся однажды от абсолютной, невыносимой тишины. Мы просыпаемся и лежим в постели, вслушиваясь в звуки за пределами наших комнат, вслушиваясь и не находя ничего, кроме шорохов и постукиваний и вскриков ночных животных, ни единого привычного фонового звука – мы просыпаемся и понимаем, прежде, чем откроем глаза, что цивилизации больше нет.

 

Мы просыпаемся без памяти о каких-либо катастрофических событиях: всё, что мы помним, это самый обычный день, и вечер, и то, как мы закрыли глаза и заснули там, в той самой обычной ночи, которая отстоит от нас на довольно значительное расстояние – нам сложно определить, какое именно, но мы чувствуем натянутую тетиву времени, в центре которой абсолютный покой и мы; натяжение постепенно ослабевает, время растекается вязкой чернильной лужей, становится обычным, привычным, таким, как всегда. Мы просыпаемся среди ночи и снаружи нас встречает абсолютная темнота, поэтому нам не остаётся ничего другого, кроме как дождаться утра.