Из каждых ста написанных страниц девяносто девять он уничтожает. Лишь одной выходит помилование, и то скорее из жалости, чем по заслугам. Ему кажется, что ни один настоящий писатель не может быть доволен тем суфле из слов, что он породил.

Однажды вечером, когда он занимается казнью страниц, раздается звонок в дверь, а когда он ее открывает, то перед ним высится башня из разноцветных шляпных картонок, поддерживаемая снизу двумя руками, которые с огромным трудом обеспечивают ей равновесие. Существо с ногами мужчины и телом из коробок произносит: «Добрый вечер!» – и входит в квартиру. Он ничего еще не успевает ответить, как появляется тележка, нагруженная чем-то, что может оказаться холстами или как минимум рамами, обернутыми в мешковину, однако того, кто ее толкает, не видно – видны только руки.

– Послушайте!

Он вынужден отпрыгнуть, чтобы не оказаться сбитым с ног тележкой, наполненной дорожными сумками до уровня головы.

– Но!..

И вновь ему приходится сделать шаг в сторону, потому что подъезжает еще одна, нагруженная ничуть не меньше, но на этот раз – чемоданами. Его изумление уступает место внезапному бешенству: он собирается ворваться в квартиру и потребовать объяснений у этих субъектов, спутавших его дом со складом, но тут в дверях появляется миниатюрная фигурка в соломенной шляпе с широченными полями.

– Привет, дорогой.

Это его маленькая сальвадорка со своей фирменной гримаской на лице – чем-то средним между аристократизмом и лукавством.

– Консуэло!

– Что, ты даже не скажешь мне «Добро пожаловать в Буэнос-Айрес»?

– Но почему ж ты не предупредила меня о своем возвращении!

– Телеграммы скучны. Заплати этим ребятам!

Тони, сбитый с толку, достает несколько банкнот.

– Но… что делают здесь твои вещи?

– Забыла написать в отель и забронировать номер. Я велю им прийти за вещами завтра.

– Консуэло! Но как же ты здесь останешься? Люди начнут шептаться!

– Шептаться! Обожаю это слово. Знаешь, что по-испански оно звучит почти так же, как по-французски? Шептаться! Звучит точно так же, как когда люди тихонько сплетничают.

– Консуэло…

– Что, дорогой?

– Мы должны пожениться.