– Какого дьявола это одно и то же? Что за странное рассуждение?

– Видишь, какой ты непримиримый?

– Консуэло! Ты даже еще не здесь, а мы уже спорим.

Еще одно подводное молчание, но на этот раз уже она смягчает тон и начинает говорить в такой манере, избежать влияния которой не удается никому:

– Папуас, это война во всем виновата, это она выбивает нас из колеи. Вот приеду в Нью-Йорк и приготовлю тебе чудесное лекарство от дурного настроения: настой шалфея на коньяке, который научил меня готовить один лекарь, мой друг.

– Лекарь, прописывающий коньяк? Хотел бы я оказаться его пациентом!

Оба смеются.

– Консуэло, я тут говорил с одним приятелем из посольства, чтобы тебе выправили документы. И я куплю на твое имя билет в судоходной компании.

– Так ты и вправду хочешь, чтобы я приехала?

– Но разве я тебе не об этом толкую?

– Да столько всего слышишь, что и не знаешь, чему верить! Сейчас я вешаю трубку, ведь собирать вещи – занятие утомительное. Думаешь, нам долго придется жить за пределами Франции?

– Кто знает.

Когда спустя несколько часов он входит в кафетерий, мэтр спешит навстречу ему в своем черном костюме и с напомаженной прической, чтобы проводить к столику четы Рейналов. Его издатель – совладелец компании «Рейнал и Хичкок», издающей его книги в Соединенных Штатах, – человек улыбчивый, а его супруга – женщина образованная, с ней ему всегда приятно побеседовать о театральной драматургии и романах.

В хорошее настроение Тони приводит вермут «Палантин», поданный с содовой и каплей биттера. Светский и непринужденный облик Рейнала не мешает его немного раскосым глазам внимательно изучать Тони, который пытается скрыть свое внутреннее смятение за гневной филиппикой против недопустимого поведения:

– Пару дней назад был я в одном ресторане, претендующем на утонченность, и там мне подали на десерт взбитые сливки с карамелью. Представляете себе, мадам Рейнал? Как же можно портить взбитые сливки липкой массой жженой карамели? В Испании как-то раз со мной случилось кое-что и похуже: на севере страны, где гордятся своей гораздо большей продвинутостью и развитостью, чем в каком-либо другом регионе страны, взбитые сливки заливают жженым сахаром, образующим твердую корочку. Можно ли вообразить большее варварство?

Женщина легонько кивает, не решаясь возразить. Муж наблюдает за этой сценой со своей обычной улыбкой, однако Тони ему не провести. Говорливость – не более чем дымовая завеса. Он уже наслышан о ночных похождениях своего автора, который развлекается на легкомысленных вечеринках, весьма далеких от центров политической жизни, он много пьет и гуляет до утра, а потом отсыпается в гостиничном номере.