Эллен сидит у стены, по-прежнему растирая жирное пятно.

Я не улыбаюсь.

•

После фотосессии нам разрешают подготовить себе место за кулисами. Здание любительского театра проектировали в том числе и для конкурса красоты, а потому женская гримерка здесь раза в четыре больше мужской.

Все места подписаны, и свое имя я нахожу на листке бумаги, прикрепленном к зеркалу. Однако поверх моего имени черным маркером значится: «ПЫШЕЧКА». Слово накарябано наспех, будто кто-то вспомнил о нем и не справился с искушением.

Я смотрю направо, потом налево, пытаясь обнаружить виновника.

Эллен бросает свою сумку рядом с моей, и на соседнем зеркале я замечаю ее имя. Мы снова сидим в алфавитном порядке.

В отражении зеркала взгляд Эллен встречается с моим. Она с секунду копается в сумке, а затем, выудив из нее ручку, тянется через столик к бумажке с моим именем и снимает ее. Я смотрю, как на обороте она пишет мое имя, только без «Пышечки». Потом отрывает кусок скотча и заново приклеивает бумажку к зеркалу.

– Спасибо, – говорю я.

Эллен садится на табуретку рядом со мной.

– Это всего лишь слово. И оно ничего не значит, если только ты сама не придашь ему значения. – Она поворачивается ко мне, только в глаза не смотрит. – Но если тебе неприятно, то неприятно и мне.

Все мое тело расслабляется, только подбородок дрожит.

– Прости меня, пожалуйста.

– И ты меня прости, – говорит она.

Я качаю головой.

– Нет. Нет, это я должна извиняться.

И тогда она поднимает взгляд, замечает мой трясущийся подбородок и берет меня за руку. Комната тем временем стремительно заполняется девушками.

– Пойдем, – говорит Эл.

Я иду за ней, и она ведет меня за руку к потрепанному кожаному диванчику в нескольких метрах от режиссерского стола. Мы плюхаемся на диван, и Эл как бы невзначай закидывает свои ноги поверх моих.

– Хорошо. Давай поговорим.