Наконец Бургунди поднимает на меня глаза – и одна из ее идеально выщипанных бровей ползет вверх. Клэй и Табита реагируют примерно так же, только лучше скрывают свое удивление. И в этот миг я понимаю, что перед ними предстала первая из… Назовем нас
Я вспоминаю все хорошие советы, полученные мною в жизни. Бо́льшую часть из них дала мне Люси. Но к этой ситуации ничего не подходит. Я стою с пустыми руками, без единой заготовки, а потому включаю мамин голос в голове. Что бы она сказала, если бы оказалась в этой комнате здесь и сейчас? Что бы посоветовала, если бы не руководила конкурсом, а была бы просто моей мамой?
«Улыбайся, – сказала бы она. – И не смей вздыхать».
Я улыбаюсь – так усердно, что аж щекам больно. И изо всех сил стараюсь не вздыхать.
– Уиллоудин Диксон? – спрашивает Табита.
Я киваю. И улыбаюсь. Не. Прекращаю. Улыбаться.
– Диксон, – говорит Бургунди. – А вы не дочка Рози?
– Да, – отвечаю я и, когда мамин голос в голове восклицает: «Следи за манерами!» – добавляю: – Мэм. Да, мэм.
Клэй откашливается.
– Ладно, приступим. Уиллоудин, – говорит он, показывая мне хрустящую однодолларовую купюру, – если бы я дал вам этот доллар, что бы вы с ним сделали?
Вопрос с подвохом. Я улыбаюсь. Доллар. Что можно сделать с долларом? Ну, можно подать милостыню бездомному. Или купить пончик. Да, сэр, спасибо, я с удовольствием куплю на ваш доллар пончик.
– Я пойду в магазин «Все за доллар» и куплю коробку карандашей. А утром перед сдачей итогового экзамена[40] буду обходить коридоры и продавать их оболтусам, которые забыли карандаши, по три бакса за штуку.
Минуту жюри молчит, а потом Клэй принимается оглушительно хохотать.
Бургунди, сидящая рядом с ним, поджимает губы.
– А что вы сделаете с вырученными деньгами?
– Куплю еще карандашей, – отвечаю я. Она что-то чиркает в листе с оценками. – А когда заработаю круглую сумму, отдам ее на благотворительность. Или устрою праздничный ужин для нуждающейся семьи.
Оригинально? Да. Практично? Да. Бескорыстно? Да.