Табита едва заметно улыбается и, кажется, даже подмигивает мне. Когда судьи дописывают комментарии, она поднимает голову.

– У нас для вас еще один вопрос. Дайте определение слову «преданность».

Адреналин со свистом улетучивается, будто я – сдувшийся воздушный шарик. Улыбка сходит с моего лица.

– Преданность. – Я не тороплюсь и проговариваю каждую букву, пытаясь максимально растянуть время, прежде чем вынуждена буду дать ответ. – Преданность – это… Преданность означает, что ты готов за кого-то заступиться. Это бескорыстие. Это значит вставать рядом с кем-то, даже когда не хочешь. – Эллен. Перед глазами у меня одна лишь Эллен. – Потому что ты этого человека любишь.

Той ночью, когда мы валялись в кровати и обсуждали ее первый секс, было особенно трудно. Казалось, желудок мне набили гвоздями, но я оставалась с ней. И слушала, слушала все подробности, потому что так поступают лучшие друзья. Я чую кожей, что она сидит там, в коридоре, и думает обо мне. Как бы она на меня ни злилась, я знаю, сейчас она переживает о моем выступлении перед судьями.

– Преданность не слепа. – Хоть мне и жаль, что это так. – Преданность – это сказать другому, что он не прав, когда остальные молчат.

Мне неловко вспоминать, как я требовала от Эл не участвовать в конкурсе. Как будто, соревнуйся мы бок о бок, я не смогла бы высказать миру свою точку зрения. А ведь на самом-то деле рядом с ней я только сильнее. Рядом с ней я становлюсь лучшей версией себя.

Мне кажется, весь мой мир разбился на осколки, и единственный способ это исправить – подбирать по осколку за раз. И первый осколок для меня – это, разумеется, Эллен.

Пятьдесят шесть

Пятьдесят шесть

На обед подают жаренное на гриле мясо. Возможно, это секретный этап соревнования, который учитывается при итоговом подсчете баллов, ведь для южанки нет более почетного таланта, чем способность съесть барбекю и встать из-за стола без единого пятнышка на одежде.

После обеда нам приходится выслушать наставления Рут Перкинс, семидесятивосьмилетней Мисс Люпин, которая отказывается говорить в микрофон, потому что от него у нее фонит слуховой аппарат. Пока она почти шепотом вещает, мы дружно улыбаемся и киваем. А потом наступает неловкий момент: миссис Перкинс замолкает, очевидно, в ожидании аплодисментов, но никто из нас не может понять, подошла ли ее речь к концу. Наконец мы начинаем хлопать, а на сцену поднимается миссис Клоусон, которая благодарит миссис Перкинс и вручает ей букет цветов.

– Отлично, дамы, – говорит она в микрофон. – Теперь нам нужно сделать снимки для газеты, а после вы можете быть свободны. Пожалуйста, займите стулья у задней стены в алфавитном порядке – так, как вы сидели с утра. У вас есть пять минут, чтобы обновить макияж.