– Ну и пускай. Лишь бы он понял.

– Он поймет. Обязательно. Разбей меня солнце!

А между тем Александр Александрович в новом обществе воспрял духом. Эти люди ничего не знали о его вчерашних проделках, барышни заразительно хихикали, и вкупе с красным вином все это подействовало на Тарелкина укрепляюще. Девушки слушали его, раскрыв губки и хлопая ресничками, а одна изумленно всплеснула руками:

– И как вы не боитесь водить с ними дружбу! Как, вы сказали, его зовут?

– Алеша. А фамилий у них не бывает, чтобы, так сказать, не облегчать работу государственному сыску, хе-хе, – Александр Александрович хоть и называл себя «борцом за правду», тем не менее всегда был морально готов нанести ей серьезный урон или даже пожертвовать, если ложь, а точнее плоды его безудержной фантазии, были более эффектны.

– И я вам скажу! – не унимался Тарелкин. – Он цыган непростой. Он смертью укушенный!

– Это как?

– Не знаю, но сразу видно. У такого человека, если ты его встретишь, заблудившись на улице, никогда не спросишь: «Как пройти туда-то?», «Где улица такая-то?». Лучше будешь блуждать, да еще и Богу спасибо скажешь, что он прошел мимо, а тебя не задел. Хотя он добрый. Он правда добрый. Но способен на все. Ему жизнь осточертела. Как я его понимаю!

– Боже! Александр! Это жутко интересно. А вы не знаете – цыганки на картах правду гадают или это только наглый обман?

– О! Лучше не спрашивайте! – произнес Тарелкин с таинственным видом. Он понизил голос: – Это вам не сольфеджио. Тут – секреты. Цыганские секреты! Если я их выдам, меня – тю-тю?

– Как «тю-тю»?

– Натурально. Пырнут! Или тот, или тот.

– Про нас брешет, – сказал Антощ Драго.

Тот отмахнулся:

– Ты лучше…

– Понял. «Коней»?

– Да.

– Второй день идет.

– И чего?!

– Ты вроде торопился?