– Родная мать ошибется, клянусь конями!

Нечаянный маскарад все упрощал, потому что Ствильно был город военный – и въезд, и выезд строго через заставы с патрульным нарядом. Цыган по старинке еще пропускали без документов, но если бы цыгане сунулись к заставе на боевой машине капитана Бэринджера, их бы сначала спросили: «А где капитан Бэринджер?», – а потом отвели в участок. Всего застав было пять, ближайшая – Восточные Ворота. «Голубку» там знали, а увидев сенатора, который до глаз замотался шарфом, скрывая колючую черную бороду, должны были пропустить без проволочек. Сенатор – важная столичная шишка; его уж никак нельзя заподозрить в том, что он «Голубку» взял без разрешения. Сенаторам вообще разрешения не нужно – никогда и ни на что! Для большего сходства Драго натянул белые перчатки, а что Бэринджер взял нового кучера, так он их меняет, как заяц шубу.

– Вперед, голубушки, – правил Выдра.

Над заставой покачивались три фонаря. Каски патрульных матово блестели. Перед раскрашенным в зебру шлагбаумом образовался затор – это крестьяне из окрестных деревень, распродав на базаре кто сколько может, возвращались домой, но проверка паспортов и открепных свидетельств создала очередь. Начальник заставы – сержант Густавушич – рассматривал замусоленные, часто рваненькие бумаги с такой ленивою неохотой, как будто хотел растянуть процедуру до конца света, и хотя он всего-навсего исполнял положенные обязанности, у него был вид человека, оказывающего какую-то неоценимую услугу. Мужики, наученные горьким опытом, уже не роптали, оставляя критические замечания в адрес сержанта для своих домашних. Телеги расставились как попало, и никому это не мешало, однако стоило показаться «Голубке», солдаты на контроле принялись энергично освобождать проезд, крича на мужиков:

– Сторонитесь, черти махровые, туда вас и там вас! Господа едут!

Телеги послушно подвигались к обочинам, но очистить дорогу на «раз, два, три» не удалось. Выдра был вынужден остановиться и натянул поводья. Густавушич ретиво подбежал к «Голубке» и отдал честь неясному, но внушительному силуэту сенатора, маячившему за спиной у склонившегося возницы:

– Извиняйте, ва-ва-ваше ба-ба-благородие. Сейчас все-се ор-организуем-с. Не ждали вас-с-с. Подождите немного-с.

– Мы-то подождем, – перебил его Антощ. – Время не ждет.

– Живее, ребятки, – крикнул Густавушич суетящимся патрульным, а потом с неуклюжей маслянистой угодливостью опять повернулся к неожиданным «господам»:

– Темно на дороге. Конвой вам не нужен-с? Куда вы так поздно?

– В табор едем!