– За два спи в корыте. Точка.

– Ладно. Три так три. Разве я спорить буду? Мы люди мирные. А поесть у вас есть что-нибудь горяченькое?

– Потроха куриные стоят. Жена погреет.

– Сколько они?

На этот раз с объявленной суммой Какаранджес согласился безо всякой торговли.

– Вы посторожите мое место, – попросил он хозяина. – Вот здесь, чтоб не заняли. А я до удобств. Где они у вас?

– Со двора обойди.

Коротышка нетерпеливой походкой отправился туда. Дощатый нужник стоял против бани, рядом с компостной ямой. В то же мгновение, как Какаранджес захлопнул дверку, из-за поленницы вышел Драго. Он огляделся: не смотрит ли кто, – но задворки были пусты. Из кабака на эту сторону дома выходило одно-единственное окно – это было окно его собственной комнаты, где сидел Тарелкин, свой человек.

В три легких прыжка Драго перенесся прямо к нужнику и рванул за ручку, думая сорвать изнутри щеколду, но щеколда отсутствовала – коротышка слабо придерживал дверь рукой, и с рывком он вылетел вперед носом, в спущенных штанах, на ходу потеряв отвалившуюся какашку.

– Здравствуй, сучонок. Жить хочешь?

– Хочу! – сипло выкрикнул Какаранджес, еще не узнав, но прошла секунда – и он узнал: – Драго!..

– Верно.

– Помилуй, Господь!

– Я не Господь.

Коротышка не успел даже пискнуть. Цыган перехватил ему горло. Раз, два, три, четыре, пять – вышел зайчик погулять… И всего делов!

«Мразь какая» – подумал цыган. Обмякший трупик он втащил за шиворот обратно в нужник. Дырка чернела. «Голова пройдет – и остальное пройдет», – прикинул Драго, и все пролезло. Внизу вязко хлюпнуло. Цыган приспустил штаны и направил струю в круглое отверстие.

Спустя пять минут он застал Александра Александровича на том же месте и в той же позе, что его оставил.

– Я придумал, – сказал с ходу Тарелкин.

– Что? – спросил Драго, хотя слушать не собирался.

– Про справедливость. Моя Жюли. Она не со мной, и это самое справедливое из того, что могло у нас с нею быть. Я ведь сам ее отпустил. Да-да. Поищите такого рохлю – вы не найдете. Мне позор признаваться, но… но… не знаю, как вы поймете… Одному горевать было легче, чем быть вместе с ней счастливым. Я ведь сам ее отпустил, то есть не помешал уйти. Любил, обожал, а делать ничего не хотел. Думал: само. А само вышло так, что она ушла. Горе мне. Горе. Стишки эти – вздор. Водка – вздор. Без нее все вздор.