Великолепные, небрежно разбросанные длинные русые волосы; мальчишески узкие, чуть дерзкие и независимые плечи, очень короткая кожаная юбочка, и прелестные, лёгкие колени и бедра: тугим блеском обласканные, и прозрачностью, дорогих колготок.

Я всё ещё стоял в двери.

– …Завлит Витя?..

– Нет, – улыбнулась она. – Нынче у нас выходной. Первый, с открытия сезона, выходной. Все прокляли эту премьеру!

– И вообще никого в театре нет?

Она, весело и по-детски, замотала головой: никого нет! и волосы её, прядями, закрыли ей лицо, и она отбросила их, весёлым и рассерженным движением за плечо.

– Вы… может, не знаете, – почему-то спросил я, – у вас в театре, рабочим сцены, такой мальчик… задумчивый; волчонок.

– А, – сказала она, и улыбнулась иначе, глядя всё ещё на меня, но уже во что-то иное; и вновь, оживившись, ясно и приветливо посмотрела на меня. Морская, зелёная утренняя волна, с солнечными брызгами: вот что такое был её взгляд.

– Нет, – сказала она с сожалением лёгким. – Его больше нет в театре. Как раз нынче утром его забрали на военную службу.

– …В морскую пехоту?

(…Вся моя глупость!..)