Однако Шамиль не был вполне удовлетворен Джемал эд-Дином и собрался ехать к авторитетнейшему муршиду – Курали-Магоме, но заехал сначала в Гимры за Кази-муллой, который с радостью согласился сопутствовать своему приятелю. Шамиль и Кази-мулла горели нетерпением видеть знаменитого муршида и вскоре прибыли в Яраглар.

С первого взгляда на Кази-муллу сметливый или прозорливый Курали-Магома убедился, что он видит перед собою не монаха, готового подставить ближнему свою ланиту, а человека энергического, проникнутого убеждениями тариката; что под холодной наружностью этого неофита скрывается изувер, готовый пожалеть о том, что у противников его верования не одна голова, чтоб отсечь ее разом. Однако Курали-Магома ничего ему не сказал и подтвердил ему назначение Джемал эд-Дина, а последнему написал: «Ты назначил Гази-Мухаммеда муршидом, и я это сделал; но ты живешь вблизи от него и потому прошу тебя именем Бога: наблюдай за ним неослабно и не позволяй ему сойти с дороги, на которую мы его наставили».

Недолго муршидам пришлось ждать; быть может, сам Курали-Магома подал неумышленно мысль, что тарикат далеко не может удовлетворить всех. Во время бесед и поучений знаменитый муршид и Кази-мулла не могли, вероятно, не коснуться и шариата, крайние выводы которого должны довести до газавата, в противоположность тарикату, идеал которого – полный аскетизм и отвращение к войне. Едва ли на последнем догмате Курали-Магома особенно настаивал, так как сам был воспитан, как сказано выше, на шариате. Быть может, зерно сомнения пало на душу пылкого Кази-муллы от каких-нибудь неосторожных слов Курали-Магомы. Недоразумение уси ливалось тем, что два противоположных вывода получались из изучения священного Корана, написанного Магометом по внушению Аллаха. Значит, есть две истины? И они обе угодны Аллаху? Значит, всякий может взять ту или другую и в том и другом случае угодить Богу? Значит, можно выбрать то, к чему чувствуется большее стремление?

Такие мысли, вероятно, вертелись в голове Кази-муллы, когда он возвращался с Шамилем обратно в Дагестан. Сердцем он признавал тарикат выше, но душой, рассудком, всем своим существом коренного отважного горца стремился к догматам шариата.

Вернувшись в Гимры, он впал в задумчивость и в такое мрачное расположение духа, что удивил этим всех окружающих и особенно Шамиля, ожидавшего от него особенной энергии, но увидавшего вместо этого какие-то новые симптомы.

И вот однажды во время чтения книг с Шамилем Кази-мулла вдруг заговорил:

– Что бы там ни говорили Курали-Магома с Джемал эд-Дином о тарикате, как бы усердно мы с тобою ни молились и каких бы чудес ни делали, а одним тарикатом не угодим Богу: без газавата не будет нам спасения!.. Давай, Шамиль, газават делать!