Из этого письма видно, что Шамиль, несмотря на все самолюбие и честолюбие, которые бесспорно у него были, искренне любил родину и понимал значение момента, а может быть, предугадал, что все равно Гамзат-бек скоро кончит свою карьеру, так как озлобление против последнего все росло, и предоставил делам идти своим путем.

Если же письмо Шамиля было дипломатической уловкой, то, бесспорно, она вполне удалась, и сердца горцев склонились еще больше в его сторону. Такой акт великодушия и отречения от первого места ради интересов народного дела не мог не подействовать на население, и этим самым было подготовлено единогласное избрание Шамиля имамом.

Шамиль очень заботился, чтобы его избрали, а не он сам себя провозгласил имамом. Он с самого начала хотел стоять на законной почве, а не являться в глазах народа узурпатором, и потому постоянно отказывался от имамата при жизни Гамзат-бека. Когда же последний был убит и все мюриды всех партий и обществ единогласно выбрали Шамиля, то последний не только не отказался, но немедленно взял в свои твердые руки бразды правления.

Первое, чем он связал разрозненные дагестанские общества, было равенство, но под этим словом не следует понимать равенство во всем.

Этого не было и быть не могло. Шамиль провозгласил равенство всех в смысле одинакового подчинения религии, он почти сравнял знатных и незнатных, подчинив и тех и других своей воле. Князья, беки и прочие исчезли из горского обихода, и их заменила целая иерархия духовных властей. Восторженность, фанатизм и поклонение новому имаму дошли до того, что горцы беспрекословно подчинились тысячам мельчайших религиозных предписаний, безусловно отдали свои души в руки имама и – что еще удивительнее – не протестовали и приняли даже введение телесного наказания.

В Дагестане случилось нечто неслыханное и небывалое в истории человечества: создался чудовищный союз, монашеский воинствующий орден, устав которого до такой степени порабощал отдельных лиц и сливал их в могучее и грозное целое, о чем никогда не могли даже мечтать последователи Лойолы, основателя ордена иезуитов.

Весь Дагестан обратился в монастырь, рабски преданный своему настоятелю имаму. Личная воля перестала существовать, все было подчинено правилам, «как в книгах написано», и единая воля имама, представителя пророка на земле, царила над толпой в несколько сот тысяч человек. Во время апогея славы и могущества под предводительством Шамиля было 60 тысяч отчаянно храбрых воинов и 100 пушек; остальное население Дагестана также несло свои обязанности по народной войне: готовили запасы, строили крепости, мосты, прокладывали дороги, работали на пороховых и литейных заводах и проч. Одним словом, никто не оставался без дела, всякий был обязан оказывать посильную помощь.