Профессор МакГаллиард был добрым и часто поощрял его. Он окончил Гарвард и, похоже, был немного сбит с толку, обнаружив себя в Айова-Сити. Заниматься этимологией он позволял Генри только часть урока – сначала нужно было научиться читать базовые тексты, например, «Англосаксонскую хронику» и «Странника». «Беовульфа» следовало отложить на следующий год, когда Генри будет лучше воспринимать ритм строк на слух. А пока Генри также изучал немецкий и осенью планировал взяться за латынь. Со временем будет и греческий, как только он избавится от кошмарной траты времени на предметы типа математики и американской истории. Изучать средневековую историю можно было только на втором курсе, но в библиотеке нашлось множество книг, которые он мог читать самостоятельно, например, «Средневековые города: их происхождение и возрождение торговли» и «История франков» Григория Турского. Генри было предельно ясно, что придется совершенствовать французский – не только потому, что язык интересовал его сам по себе, но и потому, что все лучшие работы были написаны по-французски. Марк Блок, например, и тому подобное. Его энтузиазм весьма позабавил профессора МакГаллиарда, особенно когда Генри упомянул, что вырос на ферме.

– Я редко выходил из дома, – успокоил его Генри, но профессор лишь посмеялся.

Что до остальных первокурсников, Генри не совсем понимал, зачем они поступили в колледж. Например, его соседи по комнате, Форрест и Аллен, приехали из Каунсил-Блаффс и Форт-Додж. Они с ума сходили по «Хокайз» и злились на ректора университета за то, что тот то ли не хотел, то ли не мог нанять приличного тренера по футболу. Айова уже тридцать лет не побеждала в матчах Большой десятки. Генри был выше Форреста и тяжелее Аллена на пятнадцать фунтов. Никто из них никогда не смог бы играть в футбол (pes bhel), но они без умолку болтали об этом. Форрест думал, что будет изучать бизнес, а Аллен понятия не имел, что ему изучать. Они спали во время занятий и постоянно говорили о девушках, хотя с самими девушками никогда не общались. Ну а Генри девушки вполне нравились. Он ведь прекрасно ладил с Лиллиан и нормально с Клэр, да? Он знал, как разговаривать с девушками, и часто наблюдал за ними, но ученицы колледжа отличались от тех девушек, которых он знал раньше. Особенно тембром голоса. У него мурашки бежали по коже, когда они издавали определенные визгливые звуки, а в барах и на лужайках эти звуки раздавались большую часть времени. Иногда он гулял с теми, кто вел себя поспокойнее, но, к сожалению, когда они спрашивали его, что он изучает, он забывался и говорил правду. Они неизбежно глазели на него с открытым ртом, и на этом все заканчивалось. Впрочем, Генри было все равно. Когда он говорил маме и Лиллиан, что обожает колледж и счастлив подрабатывать в библиотеке, расставляя книги по полкам, и то и дело ходит на свидания (он действительно ходил на рождественские танцы с девушкой из Дэвенпорта, и они отлично смотрелись на фото), он знал, что они воображают себе не ту жизнь, которую он вел на самом деле. Ничего страшного. Внутри него обитал призрак, который однажды вырвется из тех книг, которые он пока не мог прочесть, и он знал, что это будет настоящий Генри Лэнгдон.