Только в «Сент-Освальдз» – единственном месте из тех, где я преподавал, – еще сохранились горгульи. Как любят шутить у нас в школе, «большая их часть осталась на крыше, но некоторые влились в преподавательский состав». Шутка старая, но у меня она до сих пор в ходу; с ее помощью ничего не стоит растопить лед, возникающий порой между мной и родителями учеников. Я не то чтобы так уж заблуждался на свой счет: я и сам довольно сильно смахиваю на горгулью, что, в частности, является причиной того, что мальчики прозвали меня Квазимодо. Да к тому же и кабинет мой находится в Башне, то есть на колокольне. Ну, а черты моего лица, которые и раньше никак нельзя было назвать классическими, теперь и вовсе напоминают именинный торт, забытый на улице под дождем. Но ничто из этого меня абсолютно не тревожит. Такие, как Дивайн, могут сколько угодно заниматься физкультурой и умащивать физиономию кремом после бритья: я же предпочитаю жить в теле, построенном для комфорта, а не для скорости. И все же, стоя на балконе, любуясь октябрьским туманом и вдыхая запах октябрьской листвы, доносящийся снизу, я отчетливо чувствовал: что-то не так. Нет, в основном все было вроде бы на месте… но мне показалось, что одна горгулья на краю балкона выглядит более современной, чем все остальные: на ней не было заметно ни дымной копоти, ни пятен лишаев, со временем всегда покрывающих местный известняк.

Я подошел чуть ближе, стараясь все же не подходить вплотную к сломанному парапету, который как раз и заставил Дивайна в его бытность «ответственным за здоровье и безопасность» объявить мой балкон небезопасным для учащихся.

Да, как я и думал, эта горгулья явно появилась здесь недавно. И сделана она была из обожженной глины, а не из известняка, как остальные, а также как те уродливые твари, что украшают Музей естественной истории. А еще на новой горгулье было нечто вроде академической мантии, и, если приглядеться, ее физиономия выглядела подозрительно знакомой. На постаменте виднелась некая надпись, и я, опасно наклонившись над пустотой, ухитрился все же ее расшифровать.

Caesar adsum jam forte Brutus aderat…

Caesar adsum jam forte

Brutus aderat…

На мгновение я опешил. Да это же мой собственный портрет в глине! Да еще и подписанный одной из самых старых и самых глупых моих латинских шуток! Горгулья была вылеплена весьма искусно, обожжена в печи и покрыта скрепляющим известковым раствором; ее постамент был прочно прикреплен к перилам в одном ряду с более древними чудовищами. Кто же мог это сделать? И каким образом он ухитрился пристроить новую горгулью на балкон?