Но дядя Чарли не согласился. Сказал, что не хочет участвовать в обмане. Довольно ханжеское замечание, ответил Спортсмен, для парня, который использует «Публиканов» как собственную букмекерскую контору. В общем, Быстрый Эдди пришел. Дядя Чарли посмотрел на Спортсмена. Спортсмен посмотрел на дядю Чарли. Быстрый Эдди посмотрел на дядю Чарли. Дядя Чарли налил Быстрому Эдди пива и стал напевать. Скуби-дуби-ду.

– «Странники в ночи»! – воскликнул Быстрый Эдди, щелкнув пальцами.

– Отличная песня. Понятно, почему ей дали «Оскар».

Спортсмен показал себя настоящим мастером. Он дразнил Быстрого Эдди, насмехался над ним, объявил всему бару, что Быстрый Эдди ни шиша не понимает в музыке, так что в конце у Быстрого Эдди не осталось выбора, кроме как настоять на сумме пари, достойной реабилитировать его мужеское достоинство. Оба хранили в тайне точную цифру, но она была действительно большая, и когда Быстрый Эдди проиграл и полез за чековой книжкой, что-то щелкнуло у него в голове. Провал в памяти исчез, схлопнувшись, как диафрагма фотоаппарата. Он не помнил, что раньше уже дважды проиграл то же пари, но помнил, что дядя Чарли пел – и это было не «Что я за дурак». Быстрый Эдди задался вопросом, что за дурак он.

Преображая эту историю в текст, я изменил имена. Спортсмен стал Киллером, Быстрый Эдди – Стремительным Эдуардо, а дядя Чарли – дядей Батчи. Спортсмена я сделал ветераном Корейской войны, а Быстрого Эдди – бывшим заключенным, который то ли убил, то ли не убил свою жену Агнес, имя которой я изменил на Делайлу. Про песню я написал, что это был «Голубой бархат», а сумма ставки – сто тысяч долларов. История вышла неправдоподобной, и я никак не мог сообразить почему.

Когда я сидел над очередным черновиком «Странников в ночи», раздался телефонный звонок. Звонил Дипьетро.

– Скорей сюда! – заорал он, стараясь перекричать не меньше двухсот других голосов.

– Тут полно телочек, а у меня лучшие места. Бульвар и Парк-Плейс!

Он имел в виду два самых востребованных табурета в баре, сразу за дверью на Плэндом-роуд, с которых было отлично видно всех входящих, плюс ты мог легко привлечь внимание бармена.

– Не могу, – ответил я. – Я пишу.

– Пишешь? Черт возьми, про что?

– Про бар.

– Ну и? Приходи и проведи исследование. Бульвар и Парк-Плейс.

– Не могу.

Он бросил трубку.

Очень скоро подо мной в ресторане у Луи потушили гриль. Щелчок, потом негромкое шипение. Я подошел к окну и закурил сигарету. На улице моросило. Я распахнул створки и вдохнул запах дождя, точнее, попытался – над мусорными баками. В баки раз за разом ныряли чайки. Луи вышел в заднюю дверь и отогнал их. Стоило ему зайти внутрь, как чайки вернулись. Настойчивость, подумал я. У чаек она есть, а у меня нет. Я выключил компьютер. Щелчок, потом негромкое шипение.