– Что бы то ни было, – сказала она, – ему этого недостаточно.
Я взял из холодильника банку пива и сел напротив него. Он стал рассказывать нам с бабушкой о своих приключениях на Больших Равнинах, вызвав безудержный смех. Еще он рассказывал про то, как учится быть питчером – о давлении, о трудностях, о болельщиках. Я заметил, что заикание у него стало практически незаметным.
Макгроу спросил про мою жизнь.
– Как дела в «Нью-Йорк таймс»? Ты уже репортер?
Он задал этот вопрос походя, словно мое продвижение – дело решенное и такое же неизбежное, как рост его мускулов. Я пробормотал, что это долгая история.
Слушая Макгроу, восторгаясь его ростом и размахом плеч, невероятной шириной корпуса и массивностью ног, я ощутил знакомое чувство утраты, которое настигало меня всякий раз, как Макгроу и кузины переезжали. Но теперь не тетя Рут похитила Макгроу, а взрослая жизнь. Макгроу был большой, суровый, каким должен быть мужчина, и мне вспомнились наши поездки в Роухайд в детстве, когда мы смотрели на механических ковбоев сквозь ограду из железной сетки. Макгроу присоединился к манекенам. А я так и остался снаружи.
Из всех, кого я любил, чаще всего я говорил «прощай» именно Макгроу. Теперь время прощаться настало снова. Прощай, толстощекий мальчуган с неказистой стрижкой, здравствуй, блондин-супермен, который вот-вот станет для меня проблемой. По своей природе, да и по привычке, я смотрел на мужчин снизу вверх, но не мог смотреть так на Макгроу. Это он должен был смотреть снизу вверх на меня – своего старшего брата, защитника. Но такое могло случиться, только если бы он поднял меня над головой.
Несколько дней спустя, когда я сидел у себя в квартире и работал над романом о «Публиканах», Макгроу без стука зашел в дверь.
– Мне надо побросать мяч, – сказал он. – Размять руки. Поможешь?
Он захватил для меня запасную перчатку. Мы прошли по Плэндом-роуд до стадиона «Мемориал» и там разделились, разойдясь где-то на восемьдесят футов, а потом начали кидать мяч друг другу, постанывая, словно калеки, пока наши мышцы разогревались. Макгроу вытер мячом пот со лба.
– Слайдер! – крикнул он.
Мяч истекал влагой, словно губка, летя прямо на меня. Он бил точно в цель, вонзаясь мне в перчатку. Я с трудом удерживал его. Казалось, что мячи Макгроу отталкиваются от воздуха и прибавляют скорость. Мне пришло в голову, что Макгроу каким-то образом научился передавать им свое былое заикание. Скорость росла, мяч врезался в руку так, что мне казалось, у меня ломаются кости. Я замахнулся, сделал ответную подачу, вложив в нее все силы, но когда Макгроу послал мяч обратно, мне стало стыдно. У него мячи летели быстрее раз в пять. Слайдеры походили на кометы, а траектория полета – на движение часовой стрелки с одиннадцати до пяти. Уклоняясь от мяча, пролетевшего от меня на расстоянии шага, я подумал: