– Они не имеют права, – повторил он.

Мать с силой потушила сигарету и продолжила:

– Не имеют права… Они рекомендуют перевести тебя. Настоятельно рекомендуют в сотый раз!

– Но мне всего три раза делали замечание!

– Триста раз на три! – заорала женщина, и её волосы взвились вороньими крылами. – Сколько лет тебя терпят?! Сколько раз тебе говорили, что ты доиграешься?! Ты прогуливал уроки и ломал мебель в классе, курил в туалете, дрался, приходил пьяным!

– Это были конфеты с ликёром, – жалобно взвизгнул Кайотов.

– Конфеты! Ну-ка, дыхни! Где ты был до десяти вечера?

Она снова схватила его за ворот, но Кайотов дёрнул плечом и вывернулся. Тогда она встала и, посмотрев ему прямо в глаза, грозно приказала:

– Дуй!

Он слабо выдохнул.

– Поганец, – процедила она сквозь зубы и, вернувшись на своё место, скрестила руки на груди и в исступлении начала грызть ногти. – Дармоед… Отец вкалывает как проклятый, а он….

Воцарилось гробовое молчание. Кайотов сидел с опущенной головой, и можно было видеть только его модный узор на причёске. Наконец он не выдержал и, подняв голову, сказал громко и развязно:

– И чё теперь будет-то? Куда мне идти? Мне ведь на работу даже не устроиться.

– Пойдёшь в спортивную школу, – сказала мать равнодушным голосом, не глядя на него.

– Я не хочу. Там тренировки каждый день. Я дуба дам!

– Вот и хорошо, что каждый день. Может, мозги наконец заработают. А тебя теперь никто не спрашивает. Пойдёшь как миленький, а летом будешь отцу помогать.

– Бать, слышишь? Я не хочу! Батя, я не виноват!

Но отец, вместо ответа, странно охнул, как будто кованый сундук с железом упал на пол, затем часто стала вздыматься его богатырская грудь, веки крепко сомкнулись, и он задышал, широко раздувая ноздри.

– Папка, что ты?

Вместо ответа из глубины груди вырвался то ли стон, то ли рёв. Отец обхватил своими медвежьими руками косматую голову и опёрся на локти. Кайотов, широко раскрыв глаза, наблюдал, как на столешницу упала громадная блестящая капля и, разбившись, превратилась в лужицу.