Сегодня я купила ром и ходила на рынок за гвоздикой, лимонами и мускатным орехом; я раздобыла рецепт горячего рома, который мне следовало приготовить в самом начале моей простуды, но я сделаю это теперь. Хэмишу скучно, и он пьет. Это ужасно. Я сама пью херес и вино, потому что это мне нравится и дает чувственное ощущение наслаждения, какое бывает, когда я ем соленые орешки или сыр: роскошное, блаженное, с эротическим оттенком. Если бы я себе это позволила, то могла бы стать алкоголичкой.
Думаю, больше всего я боюсь утратить воображение. Когда видишь за окном просто розовое небо и черные крыши, это фотографическое зрение парадоксальным образом сообщает правду о мире, но какую бессмысленную правду! Я мечтаю о том, чтобы синтезирующий дух, «формирующая» сила могучими ростками создали собственный мир, который составит конкуренцию самому Богу. Если просто сидеть и ничего не делать, мир будет отбивать один и тот же ритм, словно провисший барабан, – без всякого смысла. Нужно двигаться, работать, воплощать мечты; жизнь без мечты настолько бедна и ужасна, что трудно себе вообразить. Это самый страшный вид безумия, и босхианский мир фантазий и галлюцинаций покажется милым зрелищем в сравнении с этим кошмаром. Я всегда прислушиваюсь к шагам на лестнице и очень расстраиваюсь, когда они ведут не ко мне. Почему, ну почему я не могу на некоторое время погрузиться в аскетизм, вместо того чтобы вечно балансировать между стремлением к полному уединению, когда с головой уходишь в работу и чтение, и тягой к телесному и словесному общению с другими людьми? До конца недели мне нужно написать работы о Расине, Ронсаре, Софокле, а еще письма, прозу, стихи, – чтобы все это успеть, нужно быть настоящим стоиком.
Вдова Мангада (лето 1956 г.)
Вдова Мангада (лето 1956 г.)
Бенидорм, 15 июля
Дом вдовы Мангада – с бледной, персиково-коричневой лепниной – стоит на широкой улице, тянущейся вдоль берега, и обращен фасадом к пляжу с красновато-желтым песком, на котором живописно разбросаны яркие кабинки для переодевания, – они создают веселый синий лабиринт из деревянных столбиков и небольших квадратиков тени. Постоянное колыхание и всплеск набегающих волн рисуют рваную белую линию прибоя; дальше сверкает море в лучах палящего солнца, высоко стоящего в десять тридцать утра. Лазурный океан простирается до горизонта, у берега лазурь ярче – синяя и блестящая, как павлиньи перья. Посреди залива из воды выступает скалистый островок и, наклоняясь по отношению к горизонту, образует треугольник; с утра он оранжевый от прямых солнечных лучей, а ближе к вечеру – сумрачно-фиолетовый.