Я кое-чему научилась у Э. Лукаса Майерса, хотя он не знает меня и никогда не узнает, чему именно я научилась. Его стихи мощные, великолепные, он умеет обуздать технику и форму и подчинить их своей воле. В них также присутствует сияющая радость – почти радость атлета, который в беге использует все преимущества своего божественного тела. Люк уединяется и много пишет. Во время работы он очень серьезен, но очень не любит об этом говорить. Это его путь. Один из путей, а в путь Роже, неряшливо играющего словами и рисующегося перед аудиторией, я не верю.

Друг С. тоже пишет, и благодаря ему я стала разбираться в некоторых социальных и общественных явлениях. Но, как я сказала ему одним зимним морозным вечером, его ego подобно необученному щенку: носится сломя голову повсюду, брызжет слюной и все облизывает – особенно то, что ему нравится. В обществе он порхает – от девушки к девушке, от одной вечеринки к другой, от одного чаепития к другому. Бог знает, когда он успевает писать; впрочем, его поэзия понятна всем. Хотя, справедливости ради, надо признать, что некоторые его стихи хороши; в одном или двух даже чувствуется атлетическая мощь Люка; в менее удачных стихах он теряет первоначальное напряжение, меняет стиль, и это выглядит как обвисший подол на нарядном платье. Стих Люка сжат и точен, гибок и ярок. Он будет великим, он лучше всех из моего поколения – во всяком случае, из всех, кого я читала.

Итак, я недостойна действительно стоящих парней – неужели это правда? Если б мои стихи были действительно хороши, у меня был бы шанс, но пока я не создам что-то глубокое, не выйду за пределы нежных секстин и сонетов, не перестану думать о том, как выгляжу в глазах Ричарда, и о неизбежно узкой кровати, слишком маленькой для сокрушительного любовного слияния, до тех пор они будут меня игнорировать и отпускать разные шуточки. Единственное исцеление от своей ревности я вижу в постоянном, неуклонном, позитивном формировании личности и собственной системы ценностей, в которую буду верить; другими словами, если я знаю, что мне надо ехать во Францию, нелепо терзаться из-за того, что кто-то другой отправился в Италию. Это совершенно разные вещи.

Страх, что у меня пониженная восприимчивость, возможно, оправдан, но я не глупа, хотя во многом невежественна. Я сокращу себе программу, так как знаю, что важнее глубоко изучить меньшее количество предметов, чем поверхностно – большее. Что-то от перфекционистки во мне еще осталось. В ежедневной игре, когда приходится что-то выбирать, а чем-то жертвовать, надо умело отсеивать лишнее. Мы каждый день оказываемся перед таким выбором. Иногда света луны слишком много, а иногда его катастрофически недостает.