Вчера вечером, измученная болью, чувствуя отвращение к еде и к звучащим вдалеке бестолковым разговорам и смеху, я выбежала из столовой и одна пошла к дому. Разве слово «синий» может передать ослепительный поток голубого лунного света, заливающего мерцающее поле белого снега с выступающими на фоне неба черными деревьями – каждое с особым строением ветвей? Я словно оцепенела, скованная такой красотой, но, понимая величие этого потрясающего зрелища, из-за боли и ломоты в теле не могла вполне соответствовать этой прекрасной картине и тем более стать ее частью.

Диалог между моим Творчеством и моей Жизнью всегда подвергается опасности смещения ответственности, уклончивой рационализации: другими словами, я оправдываю ту путаницу, в которую превратила свою жизнь, тем, что привношу в нее порядок, форму и красоту в своих стихах; а свою работу я оправдываю тем, что мои стихи будут напечатаны и придадут значимости моему существованию. Во всяком случае, надо с чего-то начинать, и начинать можно с жизненной позиции – с веры в себя, с самоограничения и упорной решимости решать одну проблему за другой, например с языками: выучить французский, не трогать пока итальянский (поверхностное знание трех языков – дилетантство), оживить немецкий, освоить эти языки прочно. Заложить во всем крепкую основу.

Утром я была у психиатра, и он мне понравился: привлекательный, спокойный и внимательный. Приятное сочетание возраста и опыта за спиной – ощущение отца, а почему нет? Мне хотелось разрыдаться и в слезах молить: отец, отец, утешь меня. Я рассказала ему о моем срыве и неожиданно начала жаловаться, что совсем не знаю здесь зрелых людей, и это правда! Из тех людей, кем я восхищаюсь, ни один не старше меня! Позорный факт для студентки Кембриджа. Это означает, что я не знакома со многими замечательными людьми. Возможно, значительная часть молодых преподавателей – достаточно зрелые люди. Однако я всегда задаюсь вопросом: а буду ли я интересна им? Впрочем, в Ньюнеме[58] нет ни одного преподавателя, которым бы я по-настоящему восхищалась. Преподаватели-мужчины, наверное, лучше, но у меня нет никаких шансов заполучить их в руководители, к тому же они слишком умны, чтобы вступать в отношения дружественной коммерции, которыми так дорожили мистер Фишер, мистер Казин и мистер Гибиан.

Я собираюсь познакомиться с другом Бушера и планирую на Пасху повидаться с Кларабутсом. Возможно, юность, энтузиазм и любовь смогут компенсировать мое невежество. Иногда я кажусь себе очень глупой, однако, если бы это было так, не сложились бы мои отношения с некоторыми знакомыми мужчинами лучше? Или, наоборот, все испортила моя глупость? Я мечтаю, чтобы кто-нибудь избавил меня от чувств к Ричарду: я ведь заслуживаю этого, разве нет? Заслуживаю пылкую любовь, которая помогла бы мне жить. Я стала бы готовить, ухаживать за домом и придавать сил мужчине, чтобы он воплощал в жизнь свои мечты, и писала бы сама. Только бы он говорил, ходил, и работал, и страстно хотел бы многого добиться. Невыносимо думать, что заложенный во мне потенциал любви и самопожертвования пожухнет и умрет. Выбор настолько серьезен, что это меня немного пугает. Нет, сильно пугает.