Гораздо более серьезной проблемой оказалось, однако, то, что случилось тем временем со страной Россией. Финансовые трудности Академии наук и ее издательства, с одной стороны, антиреволюционный психологический климат, с другой («Зачем нам якобинцы?» – слышал я и в издательстве, и в редколлегии серии), привели к тому, что готовая работа пролежала несколько лет без движения. Угрозу, нависшую над изданием, отвела солидарная поддержка многих хороших академических людей. Некоторых из них мне бы хотелось здесь с благодарностью упомянуть, ибо мы все способствовали выполнению далинского завета.

Полную и активную поддержку оказывала сменившая Д.В. Ознобишина в должности ответственного секретаря серии Инна Григорьевна Птушкина, решение о публикации было принято при участии Дмитрия Сергеевича Лихачева и энергичном содействии Николая Ивановича Балашова и Бориса Федоровича Егорова, наконец, все могло рассыпаться, если бы не заведующая отделом издательства Нина Александровна Никитина. Особо упомяну ученицу и многолетнюю сподвижницу Далина Галину Сергеевну Черткову, написавшую отзыв для издательства и переживавшую все перипетии издания. Горжусь, что это многострадальное издание, к прохождению которого приложили руки, да еще вложили душу столько людей, увидело свет[893]. Это произошло летом 1995 г. в том же великом российском городе, на той же Университетской набережной Невы, где случилась моя первая встреча с Далиным.

А последняя прижизненная встреча с Далиным состоялась в конце 1983 г. В.М. попросил прийти, сказав, что хочет подарить мне книгу. И вот второй раз я на Кутузовском. Вхождение в дом напоминало ритуал: «Саша, я очень извиняюсь, но должен попросить Вас снять обувь». И вот я в некотором недоумении вступаю в кабинет. Далин берет заранее приготовленную книгу и вручает мне. Все! Не помню, о чем был разговор. Ничего значительного, тем более прощально-завещательного. Тоже с книгой – «Дантон» Луи Мадлена, скромное, без переплета издание начала Первой мировой войны. Далекий от меня автор, неблизкий, как и все «герои», персонаж.

Грех мой, я гораздо позднее, собравшись писать воспоминания к 100-летию Далина понял, что все дело в надписи. И прочел я ее будто впервые: «Дорогому Саше в память об его учителях. 11.XI.83». Элементарный аналитический прием: сопоставляя с надписью на книге «Историки Франции», вижу различие – отсутствие имен. Не означает ли этот пропуск, что Далин писал обо всех моих учителях и как бы от их имени, включая в их число себя? Наверное, ему хотелось, ненавязчиво, по-далински сообщить мне, как он надеется на отклик с моей стороны, на мою благодарную память.