– Тебя вызывают, – сказала она, и все женщины в комнате поняли, что это значит, и застыли, глядя на Лотту. Она поднялась с колен и на неверных ногах вышла из комнаты. Вслед ей послышалось шипение.

Опять? Так скоро? – ошарашенно думала она, направляясь к анклаву охранников, думая, могут ли её остановить, избить, даже застрелить. Заходить на эту территорию заключённым не дозволялось, но, видимо, правила были другими для таких женщин, как она. Несколько охранников, шатавшихся вокруг, посмотрели на неё, но ничего не сказали.

Оскар – могла ли она думать о нём как об Оскаре, как о человеке, которого знала? – ждал её возле барака, скрестив руки, и вид у него был нетерпеливый. Лотта застыла перед ним, не уверенная, как его приветствовать. Ей хотелось спросить, сколько это будет продолжаться, но она понимала, что не посмеет задать этот вопрос, и к тому же, кажется, уже знала ответ. Столько, сколько он захочет.

Он молчал, заходя в барак, и она побрела за ним, отчаянно надеясь, что сегодня ощутит то же успокаивающее онемение, как и прошлой ночью. Но в этот раз всё было иначе; она слишком хорошо чувствовала и своё громко стучавшее сердце, и боль между ног, и неизбежность ужаса, о котором старалась не думать, и отчаянную решимость.

Едва она переступила порог его комнаты, он захлопнул дверь, схватил Лотту и с такой силой толкнул на кровать, что она ударилась щекой об дерево, а в ушах зазвенело. Она хотела что-то сказать, пусть даже не знала что, но он уже тянул вверх её платье, рвал тонкую ткань, прижимаясь всем телом к её спине. Закрыв глаза, она чувствовала щекой его горячее дыхание.

Когда всё закончилось, он рухнул рядом, будто измученный, и накрыл глаза рукой. Лотта поправила платье, её ноги так дрожали, что она боялась, что не сможет стоять прямо.

Господи, дай мне силы устоять. Она оперлась одной рукой о дверь, чтобы не упасть.

– Я велел им держать твою сестру в лазарете по крайней мере две недели, – сказал он. – А когда она поправится, перейдёт в бригаду вязальщиц. И ты тоже.

Лотта приоткрыла рот от изумления. Вязание носков для солдат было самой легкой обязанностью, предназначенной для женщин, которые пользовались особой склонностью начальства или которые были не в состоянии делать что-либо ещё. Некоторые даже умудрялись связать себе свитера из остатков шерсти. За этой бригадой почти никто не следил, у неё было намного больше свободы, чем у остальных.

– Спасибо, – прошептала она. Оскар отвёл руку от глаз, смерил её полным тоски взглядом. – До войны я работал бухгалтером, – сказал он и, казалось, ждал ответа.