Светлый фон

– Что еще можно предпринять в таком деле, как это?

– Иногда, если ты хочешь чего-то достаточно сильно, ты должна выломать эту чертову дверь.

– Если бы я собиралась сделать мотивационный плакат Юлиты Сласки-Дэвис, слоган был бы именно таким. – Я про себя улыбаюсь. Мама смеется:

– Чертовски верно, дочка. Я подъехала к больнице, так что мне пора идти. Поговорим завтра?

– Хорошо, спасибо.

Даже попрощавшись с мамой, я продолжаю думать о ее совете. Дома я не менее решительна, чем мама, когда речь о для помощи и поддержке Эдди, но когда дело доходит до общения с мужчиной, с которым я делю постель, это совсем другая история. Меня определенно воспитывали так, чтобы решать проблемы прямолинейно. Поэтому я совершенно не понимаю, как мне удалось вляпаться в ситуацию, когда в моем собственном доме так много невысказанного. Но я всегда наполняю ванну, выигрывая немного времени, чтобы подумать, вместо того чтобы незамедлительно докричаться до Уэйда.

Когда я нахожусь дома, в повседневной рутине, у меня никогда не хватает сил и желания побыть беспристрастным наблюдателем за динамикой нашей семьи, однако теперь я начинаю размышлять о моделях, в которые мы сами себя загнали. Я думаю о негодовании, которое я испытываю по отношению к Уэйду. Ужасное чувство, смешанное с виной и растерянностью, потому что я нахожусь в крайне двусмысленном положении. С одной стороны, дома все держится на мне, вся наша семья, но с другой стороны, финансово я всецело завишу от мужа. Конечно, я никогда не претендовала на роль основного добытчика, но уж контролировать бюджет и распоряжаться им я точно была бы в состоянии наравне с Уэйдом. Я думаю о том, как я позволяла этому напряжению тлеть так долго. Я совсем не робкая женщина, так почему же дома я не была более напористой? Почему я не форсировала проблему разобщенности Уэйда с Эдди? Почему я не потребовала равного вклада в воспитании детей?

Я в ужасе от того, что́ могу потерять, если сделаю это.

Может быть, я слишком сильно цепляюсь за то, что мне подвластно: за рутинные правила, которые я сама и установила для Эдди, за домашние дела, которые мне нравится выполнять именно так, – потому что глубже, масштабнее и шире в моей жизни происходят вещи, которые я контролировать не в состоянии. Я изматываю себя, пытаясь контролировать мир, который существует вокруг моего сына, потому что я вообще не могу его изменить.

Я не могу вылечить Эдди, потому что Эдди не болен. Он просто другой, и он будет таким всегда, потому что он такой, какой есть. Так будет выглядеть моя жизнь – возможно, до самой старости, потому что Келли однажды вырастет и уйдет из дома, но Эдди никогда не будет жить самостоятельно.