Отчасти из-за депрессии, которая стимулировала подъем социального реализма в Америке, европейская «мифологическая» волна смогла докатиться до американской литературы лишь после войны. Однако теперь она оказывает на нее сильное влияние. Почти все современные «серьезные» романисты—выпускники университетов, а там обычно учат подражать Беккету, Пинтеру, Кафке, Гессе, Борхесу. Результатом этого влияния явилась своеобразная литература, озадачивающая тех, кто не принадлежит к этому литературному братству,— ее персонажи лишены среды, собственного прошлого, они не ассоциируются с каким-либо социальным классом, этнической группой и даже нацией. Они выполняют предназначение судьбы в месте действия, которое не имеет названия, временных координат, или же в какой-нибудь природной глуши: в лесу, на болоте, в пустыне, в горах или на море. Порой они говорят, если вообще говорят, короткими, довольно механическими фразами, по которым опять же нельзя установить их принадлежность к какой-либо среде, или же напротив — они используют непонятную архаическую манеру выражаться. Персонажи эти повинуются неведомым силам, они одержимы чувством непонятного отвращения к жизни и порой наделены фантастическими физическими способностями. Для каких литературных жанров характерны подобные приемы? Да, для мифа, басни, параболы, легенды.
Я думаю, что неосознанная стратегия подобных новых фабулистов состоит в следующем: «Реализмом завладели новые журналисты, тягаться с которыми нам не по силам. Кроме того, реализм устарел. Итак, что мне остается? Естественно, возвратиться к тем первозданным и чистым формам повествования, из которых родилась сама литература,—мифу, басне, параболе и легенде!»
Некоторые из фабулистов именно так и поступают. Они пишут непосредственно в формах и ритмах басни, волшебной сказки и древнего эпоса. Джон Барт («Даниазадиад»), Борхес, Джон Гарднер, Джеймс Парди, Джеймс Рейнолдс («Семейный портрет») и Габриэль Гарсиа Маркес. Другие отдают дань неофабулизму, лишь соблюдая такие условия, как: Непринадлежность среде, Неопределенность места действия, Неиспользование диалога и Непознаваемость происходящего.
Неофабулизм, однако, столкнулся и с чисто современными проблемами. Во-первых, в идеале басня—рассказ устный, а не напечатанный. Басня «первозданна» в том смысле, что она предшествует появлению печати. Басня ни раньше, ни теперь не могла соперничать с письменным реалистическим рассказом. Отказавшись от приемов реализма, неофабулист уподобился инженеру, который отказался от электричества, потому что его уже «использовали».