— Белла часто ко мне заходит, — рассказывала она между делом. — С нею мне не скучно. Я даже пою иногда для нее.

Посидев немного, словно отдав дань вежливости, собака не спеша удалилась, благо дверь была приоткрыта.

С того дня я начала вести осторожные наблюдения за Беллой. Она жила при станции, но не как обычная приблудившаяся псина, а словно зная, что имеет некое право на жительство. Я ни разу не замечала, чтобы она надолго отлучалась за ворота, и уж если выходила, то только в компании с еще одной собачкой.

Та появилась немного позднее, хотя, судя по всему, тоже обитала здесь не первый день. Как-то раз я видела, как она стремительным легким галопом пересекла дорогу перед воротами станции и нырнула в них с такой опаской, будто за нею гнались. Неподалеку находился рынок, и подобное предположение вовсе не было лишено оснований. Оказавшись в безопасности, собачка мигом успокоилась и принялась заигрывать с Беллой, которая смирно грелась на куче песка, почти сливаясь с ним из-за цвета шерсти.

Ее молодая подружка — а что она щенок-подросток, было видно издалека — сильно напоминала Беллу, но в то же время и отличалась. У обеих шерсть песочного цвета, одинаково торчащие топориками уши, обе почти одного роста. Но если Белла была настоящей красавицей — с узкой мордой, благородной линией шеи, сильными лапами и гармонично развитым туловищем, то ее младшая подружка выглядела простой дворняжкой. В Белле чувствовалась порода — что-то не то от борзой, не то от русской гончей, чего в другой собаке не было ни на грош. Даже оттенок ее шерсти был каким-то грязноватым — именно так и выглядел, по-моему, знаменитый Шарик, когда попал к профессору Преображенскому.

Нравами эти две собаки тоже отличались разительно. Белла была общительной и воспитанной — даже чужие сумки она обнюхивала так, словно хотела показать: «Да мне совершенно не нужны ваши подачки — видите, какая я гладкая и сытая. Но просто надо же с вами поздороваться и при этом как-то соответствовать стереотипу дворняжки!» Она прекрасно знала свое имя и с готовностью отзывалась на него, кто бы ни позвал. И в то же время честно исполняла свои обязанности сторожа.

Вторая же собака, наоборот, шарахалась от всякого двуногого, видя в нем злейшего врага. Если Белла с готовностью подставляла макушку под любую протянутую ладонь и могла надолго замереть, наслаждаясь лаской, то ее подругу на моей памяти никто не смог погладить. Молодая дворняга лишь раз или два позволила дотронуться до себя — все той же Лене, обладавшей особым талантом общения с бессловесными тварями, но зато начисто лишенной умения общаться с людьми.