— Ну да, конечно, — протянула Гретхен, окидывая напарницу долгим задумчивым взглядом. — Однако временами ты не прочь его преступить, чем, собственно, мне и нравишься.

Брови Маркони изумленно поползли вверх.

— Тебе может что-то нравиться?

— Разумеется, — небрежно махнула рукой Гретхен. — Мне нравится, что ты не максималистка и держишь в узде чувства и разум. Но сейчас ты словно белены объелась. Ты ведешь себя как отъявленная максималистка. Почему?

Рид, с неослабевающим интересом вслушиваясь в разговор двух незнакомых ему женщин, прокручивал в голове все сказанные ими слова. Припомнив, с каким отвращением Маркони бросила ему в лицо: «…вы обвинили в убийстве собственную дочь», он непроизвольно вздрогнул.

— Вас злит, что я подставил Виолу, — догадался он.

— Чего? — разом воскликнули Гретхен и Маркони, в пылу перебранки совсем позабывшие о его молчаливом присутствии.

Выражение лица Гретхен резко переменилось.

— Надо же, как я ошибалась…

— Ушам не верю, где б это записать? — хмыкнула Маркони.

Дуло ее пистолета по-прежнему смотрело в грудь Рида.

— Ты принимаешь все чересчур близко к сердцу, — сказала Гретхен с задорным огоньком в глазах. — У тебя в голове полный хаос. Мы с Виолой смешались у тебя в одно целое, и теперь ты не в состоянии разобраться, кто из нас кто.

— Я прекрасно знаю, кто из вас кто.

— Не знаешь, — возразила Гретхен и как-то странно широко улыбнулась. — Так что позволь мне заметить: я не Виола. Виола действительно представляет опасность для окружающих и рано или поздно непременно кого-нибудь убьет.

— Откуда тебе знать? — скривилась Маркони. — Ты судишь ее по делам, которые она не совершила!

— Но совершит обязательно, — прервал ее Рид.

Он видел только два выхода. Первый — убить обеих и застрелиться самому. Когда копы найдут три мертвых тела, они, разумеется, выстроят некую цепь умозаключений, но звенья этой цепи никогда не приведут их к Себастиану. Этот выход Рида не устраивал. Он не хотел пятнать ошметки совести низким убийством.

Значит, оставалось одно — уговорить Маркони подтвердить его чистосердечное признание.

— Виоле нравится причинять боль. Страдания других доставляют ей радость. Она подвергает людей жесточайшим пыткам — медленным и мучительным. В будущем она несомненно кого-нибудь убьет, и я благодарен судьбе, что ни Себастиан, ни Майло не стали ее первыми жертвами.